Пока я мишень, об Эрилин мне лучше вообще не вспоминать, дабы не выдать нечаянно.

Лучше подумаю о том, что услышала вчера в лавке мэтра Гануша. Уж эту информацию точно стоит проанализировать.

Самое важное, я теперь знаю, как зовут моего преследователя. Князь волков Дамиан Волдхард. А ещё я знаю, что ищет меня не только он. Иначе зачем было ему убивать Данилу? Да и в моих снах… да он меня поймал, но был ли он с теми оборотнями, от которых я убегала, мне неизвестно.

А ещё, судя по всему, он стал князем после поединка с прежним правителем, и теперь из-за этого враждует с новым королём Бранагиля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вот только… кто стал новым королём? Рэйнар?

Но… у Рэйнара не было союзников среди оборотней, насколько я знаю. Хоть могу и ошибаться. Мне мало что рассказывали о взрослых делах. Отца, Эбберта… даже маминых. А о делах… моего жениха мне и подавно почти ничего не было известно.

В памяти всплывает образ молодого улыбчивого и красивого мужчины, который часто приезжал в наш замок. Отцу он нравился. И братьям, и… наверное, мне. По крайней мере, когда однажды папа позвал меня и сказал, что хочет заключить помолвку между мной и герцогом Рэйнаром Ладвигом, законным наследником короны Бранагиля, я даже не подумала возражать. Мне с детства прививали мысль, что замуж я выйду за того, кого выберет отец. А раз выбрал самого красивого, доброго и обаятельного вельможу из всех, кого я когда-либо видела, то это разве не счастье?

Тихо хмыкнув, качаю головой. Вряд ли я теперешняя с таким же смирением приняла бы волю родителя. Во-первых — не ребёнок уже давно. А во-вторых — жизнь в другом мире, в другой семье, в другом обществе необратимо изменили меня, привили другие взгляды на брак, отношения, то, как следует выбирать себе мужа.

Впрочем… это княжну Асири звал замуж будущий король. А сирота Ася, притворяющаяся парнем Янко, вряд ли для кого-то составит достойную партию. Так что в этом плане, мне точно нечего опасаться.

Посидев ещё немного, я решаю не терять времени даром и, пока все спят, позаботиться о своих естественных нуждах. И в кусты сбегать и к небольшой речушке, возле которой табор разбил стоянку, чтобы умыться и хоть немного обтереться мокрой тряпкой. Её я отрываю от своей драной рубашки, вытащенной из сумки. Трогать без спросу чужие вещи мне не хочется, и так приютили, помогли. Нечего наглеть. Зато мыло я всё-таки одалживаю с полочки походного умывальника рядом с кибиткой Юргена и Ванчека.

После всех гигиенических процедур, подаривших мне наконец-то хоть какое-то ощущение чистоты, я задумываюсь, а куда теперь эту тряпочку девать. Ткань хлопковая и не то чтобы сильно иномирная на вид, но всё-таки может случайно привлечь чьё-то внимание. И ещё может пахнуть мной, моей кровью, засохшие разводы которой я с себя смывала, так что где попало бросать точно не стоит.

Подумав, поднимаю с земли увесистый булыжник, обматываю его мокрой тканью, завязываю концы в крепкий узел и бросаю всё это в реку. А потом, ещё поразмыслив, так же поступаю с остальной одеждой из сумки, выбрав для этого камень побольше. Вдруг у меня так и не подвернётся случай незаметно сжечь её?

За этими действиями меня и застают первые солнечные лучи.

То и дело залипая глазами на потрясающем в своей красоте зрелище, я подкатываю штанины. С натугой поднимаю обвязанный моей одеждой булыжник и, прислушиваясь к тому, как ощущается почва под ногами, осторожно уношу его как можно глубже, чтобы не кидать с берега. Шумно будет, да и не заброшу далеко.

Мне, можно сказать, везёт. Пройдя где-то метра три, я ощущаю, что дальше дно резко уходит вниз, образуя что-то наподобие ямы. Туда я и бросаю камень, хороня свои вещи.

Выпрямляюсь с облегчением и, не обращая внимания на стремительно бьющие по ногам студёные потоки горной речки, поднимаю взгляд на утреннее небо, позволяя себе насладиться видом.

Я всегда любила рассвет. Этот момент, когда с зарницей рождается новый день. Словно новая жизнь. Когда вчерашние беды уже не кажутся такими сокрушительными, ведь ты их пережила, ты здесь, в этом новом дне. И ты можешь идти дальше, искать новые пути, новые варианты решения своих проблем. Жить.

А сегодня я и вовсе впервые за одиннадцать лет смотрю, как всходит солнце в мире Ниморэд. Моя жизнь опять сделала крутой поворот и надо куда-то двигаться дальше. В общем… Символизм просто зашкаливает.

— Смотрю, выспался уже? — отрывает меня от завораживающего зрелища голос тётушки Родны.

Невольно вздрогнув от неожиданности, я осторожно оглядываюсь назад. Она стоит на берегу, уперев руки в бока. И тоже смотрит на небо. Интересно, видела, что я бросаю в реку? Надо же, как незаметно подкралась.

— Вылезай уже оттуда. Вода холодная, простудишься ещё, хилый такой, — добродушно ворчит старая ведьма.

Ноги уже немного сводит от холода, так что я не спорю и бреду обратно к берегу. А там сажусь на покатый валун протягивая ступни к солнышку. Хорошо, что у меня никакого педикюра нет, да и маникюра тоже. А вдруг такую мелочь артефакт бы не скрыл?

— И чего расселся? — с любопытством зыркает на меня тётушка Родна. И сама садится на соседний валун.

— Жду пока ноги хоть немного высохнут, не хочу портки и сапоги мочить, потом натирать будут, — немного привираю. На самом деле я не хочу демонстрировать свои носки. Вот от чего отказаться я пока не могу.

— Хм, — слышу многозначительное. — В речке что за тряпки топил?

Видела, значит? Будь это кто-то другой, можно было бы и в панику удариться. Но видимо вчера я сильно исчерпала свои моральные резервы на эту самую панику. Старая ведьма и так знает, что я скрываюсь от оборотня, так что ничего нового в моих действиях для неё не будет.

— Одежду, по которой меня могут узнать и выследить, — объясняю спокойно тихим голосом.

— А это на тебе что за старьё с чужого плеча? — чувствую на себе её внимательный изучающий взгляд.

— Это досталось мне от родственника. Другого не было, — вполне искренне уверяю бдительную хозяйку табора. От родственника же, пусть и мёртвого давно.

Мотнув головой, гоню мысли о кончине брата. Минута слабости прошла, пора собираться с силами.