Но она уже стала рабой Хогана, и, когда однажды ночью он появился в стельку пьяный в рубашке, перепачканной губной помадой, и заявил ей, что между ними все кончено, Мэг была в ужасе. Она слушала его пьяные речи, и сердце ее обливалось кровью. Жизнь без Хогана, как бы грубо он ни вел себя с ней, не имела для нее смысла.

– Ты никто, – издевался он. – Мне ничего не стоит подыскать себе шлюху, которая будет зарабатывать больше денег, можешь не сомневаться в этом. Я ухожу!

Во второй половине следующего дня Мэг зашла в дамский туалет шикарного отеля. Ей нужно было привести себя в порядок, а потом подняться в номер на четвертом этаже, где ее с нетерпением поджидал бизнесмен средних лет. Возле соседнего умывальника она заметила дамскую сумочку из змеиной кожи. Некоторое время она с колебанием смотрела на нее, но потом решилась и открыла ее. Сумочка была набита пятидесятидолларовыми банкнотами. Мэг смотрела на них и, думая лишь о том, что эти деньги помогут ей удержать Хогана, быстро переложила их в свою сумочку.

Это было фатальной ошибкой. Едва лишь она подошла к двери, как та открылась, а за дверью, загораживая выход, стояла женщина-детектив.

Хоган не явился на судебное разбирательство. Мэг отделалась тремя месяцами тюремного заключения, а когда оказалась на свободе, Хогана и след простыл. У нее не было ни денег, ни протекции, а на пятки ей постоянно наступали копы.

Выхода не было. Она была вынуждена оставить Лос-Анджелес и направилась в Сан-Франциско. Даже здесь ей не повезло. Деньги кончились, когда она добралась лишь до Прютауна. С большим трудом ей удалось снять клетушку на верхнем этаже здания, где располагались небольшие конторы. В городе стояли трескучие морозы, которых не видывали в этих краях уже пятьдесят лет. Сутенера, который бы обеспечивал ей защиту, у нее не было, как и своего участка работы. Вскоре Мэг простудилась и слегла в постель. И когда она уже совсем было решила распрощаться с опостылевшей жизнью и на последние доллары купила бутылку дешевого виски, чтобы достойно отметить уход в мир иной, она встретила Фила Барлоу.

Мэг навсегда запомнила то мгновение, когда он, словно чертик из коробочки, возник из темноты. Она стояла под уличным фонарем, ноги у нее совершенно окоченели, а лицо превратилось в белую маску.

Барлоу в черной широкополой шляпе с опущенными полями и темном пальто остановился рядом с ней, и они посмотрели друг на друга.

– Ищешь капризную девочку? – Губы Мэг настолько окоченели, что она могла разговаривать только шепотом.

– Насколько капризную?

Его светло-карие глаза напугали ее. Глядя на его изможденное лицо с запавшими щеками, она подумала, что этот человек вполне может оказаться сексуальным маньяком, но ей было уже на все наплевать, так как без денег у нее все равно не было ни единого шанса остаться в живых. Она решила рискнуть.

Вместе они зашли в ее комнатку. Барлоу уселся на один из ветхих стульев, даже не сделав попытки снять пальто. Мэг, стуча зубами от холода, опустилась на краешек кровати.

– Ну что, дорогой, – нетерпеливо сказала она. – Зачем терять время? Иди ко мне!

– Я хочу только поговорить с тобой, – вполголоса произнес Барлоу. – Мне просто не с кем разговаривать.

Она до того привыкла иметь дело со всякими чудаками и извращенцами, что даже не удивилась.

– Нет проблем, дорогой, – сказала она. – Но деньги все равно на бочку. Какой же подарочек ты мне преподнесешь? – Странный клиент сунул руку в карман, вытащил бумажник и дал ей три десятидолларовые купюры. Мэг, которая работала едва ли не за доллар, не поверила своим глазам.

Комнатка отапливалась маленькой газовой плитой, но ее тепла хватало лишь на то, чтобы не замерзала вода в чайнике. Дрожа от озноба и чувствуя, как горит ее тело от повышенной температуры, Мэг, не раздеваясь, легла на койку и натянула на себя одеяло.

Она с трудом соображала, о чем говорит ей Барлоу. Она смогла понять только, что недавно у него умерла мать и он остался совершенно один. Он говорил не умолкая. Уже в бреду до нее дошло, что у него много денег, прекрасный коттедж и чудесный сад, а еще престижная работа в большом универмаге. Немного согревшись, она впала в забытье, перешедшее в сон.

Проснувшись на следующее утро, она обнаружила, что оконное стекло заиндевело, а голова гудит, как колокол. Барлоу в квартире не было. В панике усевшись на постели, она открыла сумочку и с облегчением вздохнула – тридцать долларов оказались на месте.

Уже к вечеру, когда в комнате потемнело от начавших сгущаться сумерек и холод пробирал до костей, она услышала осторожный стук в дверь.

К этому времени она уже не могла даже поднять голову, но дверь оказалась не заперта. Как сквозь туман она видела склоненное над ней озабоченное лицо Барлоу. Она пыталась что-то сказать, но язык не повиновался ей, и она, слабо улыбнувшись, вновь впала в забытье.

Через некоторое время она смутно осознала, что ее несут вниз по лестнице, завернутую в одеяло… лестница была до того узкая и крутая, что, казалось, она обязательно выпадет из насилок. Через некоторое время она оказалась в госпитале и пролежала в палате десять дней. И в каждый из этих дней к ней приходил Барлоу, сидел около ее постели и не произносил ни слова. Она была настолько слаба, что приняла его… душевнобольного… и была благодарна за то, что он вытащил ее из могилы. Но все эти долгие дни она думала о Джерри Хогане: где он, как живет, с кем спит и не нуждается ли в деньгах.

Однажды утром она проснулась и почувствовала, что совершенно здорова. Лишь одна мысль не давала ей покоя: как можно скорее покинуть госпиталь. Но стоило ей представить свою жалкую промерзшую квартиру, где в оконные и дверные щели задувает ветер, как ей становилось плохо.

Как и во все предыдущие дни, вечером в ее палате появился Барлоу. На сей раз они поговорили.

– Я была ужасно больна, – сказала она. – Я ничего о вас не знаю… и все же, почему вы так добры ко мне?

– Дело не в доброте, – тихо, но проникновенно сказал он и так взглянул на Мэг, что та испуганно съежилась под одеялом. – Мы люди одного сорта и оба одиноки. У меня есть дом, сад и престижная работа. Недавно я лишился матери. Я хочу жениться на вас. Как вы смотрите на мое предложение?

И она сказала то, о чем впоследствии жалела не раз. Но в тот момент, подумав о будущем, которое ее ждет, если она так и останется одна, Мэг не колебалась ни мгновения. К тому же она рассматривала брак как одно из средств достижения благополучия. Ну а если не сладится… что ж, женщина всегда имеет право развестись. И она сказала «да».

Они поженились по специальной лицензии через неделю после того, как Мэг выписалась из госпиталя. Отдельно стоящий коттедж и сад, подобного которому она не видела в жизни, вызвали у нее неподдельный интерес, и она надеялась, что сможет быть здесь счастлива, но вскоре горько разочаровалась.

Все время она с содроганием вспоминала ту первую и единственную брачную ночь, которую они провели вместе. Кончилось все тем, что ей удалось запереться в свободной спальне, а Барлоу, стоя на коленях в коридоре, скребся в дверь. Она с горечью поняла, что имела несчастье выйти замуж за психически ненормального человека. Таких ей уже приходилось встречать, когда она работала на улицах Голливуда.