Потому как Тихомиров снова наваливается и… заменяет пальцы членом. Доводя меня до чувственного шока и исступления, выписывает там какие-то узоры. Позже пойму, что смазывает, чтобы не травмировать.

— Вдохни, — приказывает в своей обычной манере.

Я машинально подчиняюсь. И тут же с громким визгом теряю весь захваченный кислород — Миша врывается в мое тело. По-другому охарактеризовать этот рывок сложно. Он меня разрывает! Из глаз брызгают слезы. Заливают лицо, пока пытаюсь осознать, что происходит.

— Замри. Вдохни нормально и выдохни спокойно, — умудряется продолжать инструктаж Тихомиров.

Мне хочется отпихнуть его и побить. Но, к сожалению, не удается и на миллиметр сдвинуть. Как не колочу его, сохраняет неподвижность.

— Полина, — жестко хрипит, перехватывая мои запястья и притискивая их к постели. — Делаешь только хуже.

— Грубиян! — реагирую на тон, от которого рыдать охота больше, чем от боли. — Невыносимый чурбан! Я думала, что ты тоже… А ты… Ненавижу…

— Тихо, сказал. Расслабься. Выровняй дыхание.

— Иди ты!

Сражаемся взглядами, пока Миша не понимает, что никакие уговоры сейчас не сработают. И тогда… Я пугаюсь того, что он уйдет. Справедливо заметит, что я веду себя ужасно, и бросит меня одну. Пугаюсь, но извиниться и сказать что-то адекватное сил не хватает. Глазами наверняка выражаю свои противоречивые эмоции. Их так много, что в какой-то момент кажется, будто они не только меня раскидывают на части, но и взрывают весь окружающий мир.

Миша тяжело вздыхает и просто роняет лоб мне на переносицу. Вот тогда мы вместе замираем, будто скованные общим заклинанием. Только дышим и молчим, сохраняя полную неподвижность. Едва в голове немного проясняется, замечаю, что Тихомиров весь мокрый. Мощные мышцы напряжены до судорог. По гладкой плотной коже то и дело гуляет дрожь. Он ведь все еще во мне.

Боже… Миша Тихомиров внутри меня.

Боль, конечно же, никуда не исчезает. Однако значительно притихает и отходит на второй план. Первый занимают ощущения потрясающей наполненности, волшебного единения и безграничной близости. В голову с шумом ударяет кровь. Совершив там какой-то сумасшедший виток, она устремляется вниз и разносится горячими потоками по всему телу.

— Успокоилась?

Тихий охрипший голос Миши вызывает у меня мурашки. Ответить не могу. Только киваю. Он не просто видит, а чувствует это — мы по-прежнему спаяны.

— Боль отпускает?

— Да… Почти ушла…

— Хорошо.

Ему тяжело. Я это ощущаю. И бесстыдно упиваюсь этим откликом. Своей неопровержимой властью над Непобедимым. Хочется запомнить эти ощущения, прочувствовать по максимуму. Но Миша вместе с духом их вышибает, когда подается назад и резко толкается обратно в меня. Словно прочитав мои мысли, напоминает, кто здесь главный. И охаю я уже не от боли. Другие ощущения зарождаются и начинают кружить внизу живота.

— Миша… — с задушенным выдохом вцепляюсь в него.

Сначала неумышленно царапаю. А потом обнимаю крепко-крепко, словно подо мной растягивается пропасть. Будто я упасть в нее боюсь. Попискивая, держусь изо всех сил.

— Не сжимай так, — сдавленно требует Тихомиров.

— Как?

Не сразу понимаю, что имеет в виду вовсе не руки. Сцепляет зубы и зажмуривается, когда внутренними мышцами непреднамеренно стискиваю.

— Просто расслабься. Будет и тебе, и мне легче.

— Думаешь?

— Знаю, — сейчас тон такой, словно мысленно он матерится. — Если хочется, можешь кричать.

— Спасибо, что разрешил! То есть… Я хотела… Ах… М-м-м… — теряю способность говорить, когда Тихомиров совершает второй толчок. А за ним третий, четвертый… Свет гаснет? Нет же… Наоборот, ослепляет… Гаснет? Ослепляет… Пространство начинает вращаться. — Миша… М-м-м… Миша…

В груди столько эмоций образуется, что без стонов и приглушенных криков я их переварить не могу.

— Миша… Ты во мне… Мой… Любишь… Я люблю… Тоже… Ох… Ох-х-х… Миша-Миша… Мииииша…

То ли мой бессмысленный отрывистый треп его раздражает, то ли он действительно желает целовать — затыкает мой рот своим. Стону в удовольствии, ведь так все мои ощущения множатся. Возможно, я даже умру от того урагана, что меня переполняет и сокрушает. Но… Итог сейчас совсем не важен. Живу лишь этим сказочным моментом. И, несмотря на жжение и дискомфорт, я не хочу, чтобы это прекращалось. Хочу, чтобы наше единение длилось вечно. Чтобы Миша оставался во мне навсегда.

Напряженный, твердый, раздутый в мышцах и внушительный, как в свой самый ответственный бой, обжигающе-горячий, мокрый, содрогающийся — движется во мне непрерывно. Растягивает до предела. Задевает какие-то волшебные точки. Заставляет меня все громче и громче стонать. Боли нет. То ли она полностью ушла из моего тела, то ли удовольствие настолько пересиливает… Я не знаю. Мало что понимаю. Теряюсь, будто в бреду. Я на незнакомой территории. Могу лишь ему доверять и, какими бы разрывными ни были мои ощущения, наслаждаться ими.

Толчки Миши становятся мощнее и быстрее. Давление ладоней на бедрах сильнее. Поцелуй острее и грубее.

Я если не умру, то с ума точно сойду.

Кислорода критически не хватает, и я отчаянно скребу по плечам и шее Тихомирова. Неосознанно кусаюсь и покрикиваю, пока он не отрывается от моего распухшего рта. Едва лишь бурно вздыхаю, с дрожью откликаюсь на его требовательный взгляд.

В этот миг в его глазах так много всего. Больше, чем я искала. Трясет от этого огня. От силы эмоций сметает.

Это Миша… Это он… Это мы…

Вместе…

Его губы ярче, чем обычно. Они приоткрыты. Дыхание утяжеленное. Веки полуопущены и заторможенно подрагивают. Мощная грудь резко и высоко вздымается.

Ему со мной хорошо, понимаю это. Вижу. Чувствую.

Он берет мое тело. Выжимает из него удовольствие. Ласкает меня движениями, прикосновениями и взглядом. Периодически целует. Моментами просто лижет губы, будто стремится всего лишь собрать с них вкус.

Это случилось… Это происходит… Наполняет… Наполняет… Забирает… Делает меня своей… Любит…

— Миша… Миша… Мииииша…

Мое тело знает, что такое оргазм. Я доводила себя до него самостоятельно. Но еще никогда эта лавина не сметала меня в присутствии другого человека. Движущегося внутри меня. Наблюдающего за мной. Владеющего мной. Лишающего воли и какого-либо контроля. Толчок за толчком беспощадно пробивающего меня разрядами запредельного удовольствия и растягивающего этот сокрушительный миг до одуряющей бесконечности.

К тому моменту, как сам Тихомиров достигает своего пика, чувствую себя полностью потерянной для мира. Но, стоит ощутить его последние, в эмоциональном плане, попросту безумные рывки, грубый и протяжный выдох, я оживаю. Содрогаюсь вместе с ним. Ерзаю и всхлипываю. Смещаюсь минимально, но сохранять неподвижность не могу. Лишь долгое и трескучее мгновение спустя, под давлением тяжелого взгляда Миши, замираю.