Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тема для разговоров со смакованием нашлась надолго. Бедный Гриша, с первых дней не разработавший мышцы своих ног по причине выбивания в Ханкале для неблагодарных товарищей калорий, потерял покой и сон.
Покой и сон вернулись к Грише в тот момент, когда означенные покой и сон потерял Гаврила. Цепочка событий следовала таким образом.
Почившая газель дала благотворный толчок для развития охотничьей мысли. И однажды тёплым, ласковым вечерком, Гаврила, валяясь на кровати, предварительно задумчиво поковырявшись в носу, двигает идею:
— Братцы, а не получить ли нам горного зайчика фонарями?
Это был сигнал к действию.
В срочном порядке собирается азартная бригада опытных, судя по байкам, промысловиков. К фонарям приматываются дополнительные батарейки. Предупреждаются посты соседей, чтобы в темноте невзначай не перестреляли казённые фонарики. У Гаврилы была старинная дробовая бердана, соответственно и бразды правления артелью доверили ему. Изредка металлические патроны к ружью давали добрые самаритяне, находившие их в бандитских схронах. Это оказалось очень кстати.
Охотники в наглую, резонно решив, что экстремисты просто не поймут в чём дело и не будут мешать процессу, выдвинулись во тьму ночи с целью очистить прилегающую экологическую нишу от зайцев. Зайцы, вместе с бандитами, как того и следовало ожидать, на фонарики абсолютно наплевали.
Развеявшиеся на свежем воздухе цари природы вернулись ни с чем. В коллективе, без каких либо мук, родилась свежая тема для разговоров и анекдотов. Гавриле пришлось отбрехиваться и переводить стрелки на плохие, по его мнению, импортные фонарики, выпущенные в производство какой-то левой космической фирмой.
Но мысль человека разумного не стоит на месте. Через день, отобрав у Гаврилы «ружжо», стали очищать область обитания наглого зайца на дырявом «Урале». И процесс пошёл! В меню появились «окорочка жареные заячьи с луком и картофелем отварным, в соусе пикантном», «грудинка пареная заячья с макаронами, по баварски» и прочие заячьи кулинарные изыски.
На свою беду Гриша, через некоторое время предлагает покуситься на кабана. Благо диких кабанов в мусульманской земле тьма тьмущая. Было время цветения кукурузы и деревенские фермеры отгоняли эту нахальную живность чуть ли не палками. Ставили петли у своих огородов и, если кабан попадался, всё-таки вызывали «неверных», солдат, предлагая им живое угощение, лишь бы самим не оскверниться через прикосновение к нечистому животному.
Опять собирается бригада волонтеров. Умники вспоминают, что кабан — есть животное семейное. Следовательно, все договариваются стрелять, в случае обнаружения стада, строго одновременно. Этот значимый пунктик подчёркивается особо и неоднократно.
Предупреждены соседи, уточнены пароли, набиты магазины и отважные ребята уже на месте. Распределились метров через десять — пятнадцать друг от друга. Гриша получился фланговым. Выбрал местечко под каким-то мощным лохматым деревом, затаил дыхание, навострил ухо, сфокусировал глаз. Бесшумно снял предохранитель с автомата. Полная луна освещает пейзаж. Мужественное сердце лихорадочно бьётся в охотничьем азарте. В общем — благодать.
Проходит час. Проходит другой. Проходит мощный вепрь метрах в десяти от Гриши. За папой по убывающей идёт мама, и следом семенят остальные члены семьи. Ещё немного и все скроются в ближайших кустах. Почему никто не стреляет? Половина стада уже вне поля зрения! А, была, не была! Гриша одним выстрелом снимает последнего, не успевшего скрыться в чаще, самого крохотного кабанчика.
Дальше события развиваются в течение нескольких секунд. Тишину нарушают визг и дикий рык. На сцену резво выступают разъярённые мама с папой общим весом примерно с полтонны, которые стремительно несутся на кровного обидчика. Кровный обидчик, успев крикнуть: «Братцы-ы!..», — совершает подъем переворотом на сук дерева и невероятным образом умудряется там удержаться.
Видно, как по темноте, с шумом и сопением, бегут, лязгая на ходу затворами, семь фонариков. Свинячья семья, согласно древнему инстинкту самосохранения, не замедляя скорости проносится, уже молча, мимо дерева и исчезает в ночи. Сук ломается, Гриша, пустив петушка, кричит: «Брат!..», — и оказывается снова на земле, на пятой точке. Слово, из принципа, нужно всё-таки докончить, и он добавляет: «…Цы-ы!».
Пока Гриша встаёт и отряхивается, подбегают остальные члены артели:
— Что случилось?
— Что за шум, вы, случаем, не ушиблись?
— Требуем, в конце концов, объяснений!
Гриша встаёт на ноги и тут же принимает позу:
— Вот, вашу маму, мы же договаривались все вместе стрелять, где ж вы, нехорошие, такие-сякие, были-то? Целое стадо ушло в вашу сторону! А я, вон, полюбуйтесь, порося завалил!
Семеро лбов, которые то ли не видели кабанов, то ли проспали, не желают сдавать позиций и всю дорогу пилят бедного Гришу:
— И не жалко тебе ребёночка то? Изверг ты этакий!
— Кровопивец! Сказано же было, всем вместе по стаду стрелять!
— Это ж скока центнеров с гектара мы потеряли!?
— Э. худой человек, аднака! Заметьте!
— Девочки, не ссорьтесь!
По мере их приближения к постам группировки, все видят такую картину.
Совершенно наплевав на конспирацию, приближается шумная компания фонариков, в среде которой явно происходит какая-то склока. Бросив ответ на пароль, группа с сопениями идёт во тьме ночи дальше. Слышны фразы:
— Одновременно стрелять!..
— …Сам дурак!
— … Я ж замочил одного!..
— Всех нужно…
— Я к вам дифференди… дифференцированно. А вы…
— …Ну и козёл!..
— Не козёл, а порось!
— Ну, девочки, не ссорьтесь!
Промывание костей бедного Гриши продолжалось вплоть до ужина следующего дня, когда уже и гости, прибывшие как всегда не то на огонёк, не то на ароматы, наевшись жаренного в собственном соку кабанчика, поглаживая животы, лениво обсасывали поросячьи косточки.
Но ведь должен же кто-нибудь из сытых и довольных жизнью проявить милосердие. Не к поросю конечно, к Грише:
— Джентльмены, да что вы причепились до человека. Единственный мущина кабанчика стрельнул, а вы его клюёте! Он, можно сказать, отодвинул сроки нашей голодной смерти. Стыдно, стыдно мужу… господа! Молодец, Григорий Батькович! Так стоять! Как у молодого!
— Туда не ходи, — сюда ходи!
(Из х/ф. Джентльмены удачи)
Шесть часов утра. На посту бдительно смотрит в бинокль Геркон в сторону малого рынка. Видимость, — примерно, сто-двести метров. Туман сплошной. Ну не нравится Геркону именно эта сторона. Дело, наверное, даже не в шестом чувстве, а в том, что слева, справа и сзади несут службу также бдительно посты соседних подразделений.