Елена представила себя единственной наследницей не заработанного ею богатства и застонала от жалости к себе. Мечтать не вредно и очень приятно, но… Мечты мечтами, а действительность заставляет нервно вздрагивать. Карточка заблокирована, на телефоне денег нет. Домашний сейф пуст, как пустыня Гоби. Все перетащил из дома этот хитрый и предусмотрительный хомяк. Спасибо, не догадался прислугу разогнать. А то бы и жрать было нечего. Хоть голодная смерть в ближайшее время не грозит. Еще остались драгоценности. Но продавать их сейчас не стоит, неизвестно, как все сложится дальше. Они должны оставаться неприкосновенным запасом. Ох как могут еще пригодиться!

А-а-а-а-а, что же эта сволочь не звонит? Подпортить, что ли, ему предвыборную кампанию? Хорошая идея. Не очень продуктивная, зато сколько удовольствия от одной мысли! Выбросить в Интернет пару фоток — и можете, многоуважаемый папусик, ставить крест на вашей политической карьере. Каково? Никогда уже не станешь председателем своей поганой фракции. Красиво. Только потом жить ей останется ровно столько времени, сколько ему понадобится для того, чтобы отдать распоряжение его холуям ее ликвидировать. Но героическая смерть не входит в наши планы, это сто процентов. Ну, опять размечталась. Это коньяк так действует, точно. Очень мечтательный напиток. Вот горничная приперлась. Как всегда, без стука, нечисть узкоглазая. Встала у двери, глазки опустила, скромница восточная.

— Чего тебе? Сколько раз говорила, что стучать надо, понимаешь, сту-чать! — Елена дрожала от злости.

— К вам пришли, извините, — пробормотала восточная красотка с жутким акцентом и исчезла так же тихо, как появилась.

В комнату стремительно вошел сам господин Речинский, очень злой.

«Все это лирика, пусть будет зол хоть как сто чертей, — обрадовалась Елена, — главное, что соизволил пожаловать. Не боится ничего, паразит. Приперся в дом. Значит, знает наверняка, что Мальцев в больнице, вот и гарцует!»

— Что случилось? Я тебя тысячу раз предупреждал, чтобы ты не беспокоила меня по пустякам. По какому поводу жрем коньяк средь бела дня, можно полюбопытствовать? — брезгливо спросил Речинский, остановившись посредине комнаты, словно монумент.

«Вот сволочь! Хозяин жизни. Придется терпеть из последних сил, быть мягкой и пушистой паинькой. Так, применим прием номер один — скупая, крупная слеза. Отлично, все получилось. Побольше трагизма на лице, умоляющие, страдающие глаза, теперь включить слезы на полную катушку и молчать. Тянуть паузу как можно дольше. Пусть помучается чуток от неведения, не такое заслужил».

— Я жду, — сурово напомнил папусик. — Учти, на меня твои фокусы давно не действуют, я их все наизусть знаю. Тренируйся на молокососах, у них нервы слабые, они легко на такие аттракционы ведутся. Или ты четко, ясно и предельно честно сообщаешь мне о своих проблемах, или я ухожу, — твердо, почти сурово произнес Речинский.

«С такого станется. Вон уже дернулся в сторону. Нет, упускать его ни в коем случае нельзя, дороже обойдется. Все усилия коту под хвост, а я так старалась!»

— Я изменила Мальцеву, а он меня застукал, — добросовестно, как школьница, отрапортовала Елена. — Все очень плохо, он подал документы на развод. По брачному контракту в случае измены я теряю право на раздел имущества автоматически. Все.

Слез не было и в помине, голос не дрожал. Сухо, четко и предельно ясно.

— Дрянь, — выплюнул Речинский. — Я всегда знал, что ты пошлая, похотливая тварь. Ты родилась развратной. Сколько раз я тебя предупреждал, спасал и устраивал тебе, замечу, довольно комфортное существование. И что? Все начинать сначала? Ты в курсе, что люди на ошибках учатся? Все, кроме тебя, к сожалению. — Он, наконец, подошел поближе и рухнул в кресло напротив экс-королевы.

Елена знала, что надо потерпеть. Папусик всегда так. Сначала орет, бушует, может и руки в ход пустить. Эмоциональный очень, несдержанный. Это только по телику он такой-сякой, елейный и праведный, а в жизни ого-го! Зато потом, когда оторется, обязательно что-нибудь умное придумает. Пусть сотрясает воздух, от этого никому ни жарко, ни холодно.

Так и получилось. Пусть все вокруг считают ее дурой набитой, но женскую интуицию не проведешь. С появлением в доме Сергея Васильевича Елена твердо знала, что выход обязательно найдется и Мальцеву не быть победителем. Не та у него весовая категория, чтобы бороться с таким прожженным зубром по части интриг и пакостей, как Речинский. Все наладится, все будет хорошо.

— Дело плохо, — задумчиво пробурчал Речинский, выдержав паузу, которую взял после того, как запас ругательств и обвинений иссяк. — Юриста Мальцева можно купить? — Он вопросительно уставился на Елену.

— Думаю, нет, — меланхолично ответила та.

— Ты еще и думать умеешь? Что-то новенькое, раньше не замечал. Откуда такие глубокомысленные выводы? — ехидно спросил Речинский.

— Да сволочь он последняя! Запудрил мне мозги давным-давно, еще когда брачный контракт составлял. Обещал, что при любых обстоятельствах я буду в полном ажуре. Думаешь, я его не прикармливала? Еще как, с ладошки и не сосисками, а деликатесами. Никогда не думала, что кинет меня как лохушку. — Елена была вне себя от злости. Стоило ей только подумать об этой гадине, как она сразу теряла над собой контроль.

— Хреновая из тебя получилась дрессировщица. Ничего ты в этой жизни не умеешь. Объясни мне быстренько, что он собой представляет? Если я найду к нему ключик, можно будет без труда справиться с твоими проблемами, — задумчиво произнес Речинский.

— Ничего не выйдет. Он мальцевский выкормыш и предан ему, как собака. Вряд ли его можно купить даже за очень большие деньги. Он с Мальцевым чуть ли не с первого дня. Тот его в свое время от тюрьмы спас. Подробностей не знаю, но мимоходом слышала что-то такое. Хитрый, изворотливый, как угорь. Но не продается, — развела Елена руками и тяжело вздохнула.

— Это не тебе решать, кукла с глазками, продается — не продается. Все продаются, кто от жадности, кто от безысходности, это закон жизни. Я должен сам с ним встретиться. У меня найдутся рычаги покруче, чем пошлые денежные знаки. Давай мне его координаты! — прикрикнул Речинский. Он все не мог успокоиться.

— Пожалуйста, — пожала Елена плечами, — записывай, только мне твоя идея не очень нравится. Этот хитроумный еврей обведет тебя вокруг пальца, как пацана, не успеешь опомниться.

— Да что ты понимаешь, шлюха драная! Ты хоть соображаешь, кому советы даешь? — Речинский сделал ударение на слове «кому». — Обделалась с ног до головы, а теперь из себя леди изображаешь? Сиди тихонечко в кресле и обтекай. Вякает тут, как умная. — Он опять начал орать. Аж в кресле подпрыгнул, бедный.

«Это от бессилия, наверное, — подумала Елена. — Не знает, что делать, вот и бесится».

— Да пожалуйста, сейчас все телефоны напишу. Чего ты подпрыгиваешь? Смотри, рискуешь, папусик. Не ровен час, удар хватит, до перевыборного партийного собрания не доживешь, — презрительно процедила Елена сквозь зубы.