Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что бы о нем ни думали, сложить два и два Берти мог. Рядом с ним была компаньонка мисс Гренвилл, которая вчера вечером набросилась на Креншоу из-за Мэри Бартлес, а за спиной находился исправительный дом, где недавно содержалась Мэри.
– Вы здесь, случайно, не для того, чтобы забрать из пересыльного отделения молодую мать и ее ребенка? – спросил Берти. – Тех, из-за которых мисс Гренвилл так взбеленилась вчера вечером? Можете доложить хозяйке, что приехал Креншоу и увез их. Я сам был с ним и могу заверить: они уехали отсюда чуть менее четверти часа назад, все трое. О, Юпитер! А он-то что здесь делает в такое время?
Девушка обернулась, проследив за взглядом Берти.
Там стоял герцог Эйнсвуд собственной персоной, уже проснувшийся, вопреки утверждениям Джейнеса, что это невозможно до середины дня, и пьяный как извозчик. Время появления объясняло Берти, почему его светлость был хмурым, как грозовая туча. Но почему он выбрал его для прогулки, было совершенно непонятно.
За несколько футов от того места, где стояла девушка, Вир увидел черную собаку и мгновенно узнал. Он счел бы за лучшее развернуться и пойти в обратную сторону: черная мастифиха была неизменной спутницей амазонки. Однако животное уставилось на Вира неподвижным взглядом, обнажило зубы и тихо угрожающе заворчала. Ретируйся он, получилось бы, что собака обратила в бегство герцога Эйнсвуда. Еще чего! Он продолжал двигаться вперед, подчеркнуто равнодушно глядя на рычащую собаку. Вир с восхищением отметил наличие мощных мышц, переливающих под ее черной шкурой, и то, что она великовата для существа женского пола.
– Вижу, она отнюдь не из карликовой породы, – сказал он. – Очаровательный экземпляр.
Мастифиха натянула поводок. Берти Трент схватил ее за ошейник.
– Столь же дружелюбна, как ее хозяйка, – прокомментировал Вир. – Между прочим, надо было быть чересчур умным, чтобы оставить ее щенком на попечение девицы, которая совершенно не в состоянии контролировать такую собаку. Впрочем, у мисс Гренвилл все так. Полная безответственность…
– Это мисс Прайс, Эйнсвуд, – перебил его рассуждения Берти. – А это Эйнсвуд, мисс Прайс. А это прекрасное существо, пытающееся вырвать из сустава мою руку, зовут Сьюзен. Прекрасное сегодня выдалось утро, мисс Прайс, не правда ли? Позвольте я найду для вас экипаж, и вы сможете поехать к мисс Гренвилл, чтобы сообщить ей хорошую новость.
Берти потащил продолжающую глухо ворчать мастифиху в сторону дороги. Мисс Прайс поспешно поклонилась и последовала за ним.
Несколько минут спустя девушка и собака благополучно уехали в кэбе.
Вернувшись, Трент вопросительно посмотрел на Вира.
– Не пойти ли нам куда-нибудь еще и поискать другую собаку, если тебе так хочется быть покусанным? – сказал Берти. – Ты выглядишь не слишком цветущим в это утро, Эйнсвуд, позволю себе заметить.
– Благодарю тебя, но о том, как я выгляжу, мне уже поведал Джейнес, – отрезал Вир и направился вниз по улице. – Если бы я не просидел всю ночь в «Крокфорде», ожидая тебя, мне бы не пришлось проглотить дюжину паршивого шампанского и выслушать, как многочисленные болваны величают меня беовульфом.
На самом деле Вир ждал там Креншоу, чтобы завершить дело, начатое амазонкой.
«Заботься о своих ублюдках» – это было тем принципом, который заменил ему и его друзьям заповеди, запрещавшие возжелать жену ближнего своего и изменять своей собственной. Даже Дейн, который не был Мэллори, не терпевший даже упоминание о совести и живший по своим собственным правилам, не бросил на произвол судьбы своего незаконнорожденного отпрыска.
Прочитав записку Мэри, Креншоу должен был выпятить грудь и сказать: «Похоже, я снова стал отцом, черт побери. Благодарю вас за информацию, мисс Гренвилл. Завтра же утром я отправлюсь в исправительный дом и заберу их». Тогда бы мисс Аттила Гренвилл ушла восвояси, виляя своей наглой задницей, и Вир бы вообще не увидел ее. Соответственно, он бы не схлестнулся с ней, а значит, ему бы не пришлось выслушивать саркастические замечания и изо всех сил сдерживать себя на протяжении всего пути до логова этой драконессы.
Однако Креншоу не сделал того, что должен был сделать. Он даже не пришел в «Крокфорд», чтобы поговорить под хорошую выпивку, а потому всех бутылок шампанского, выпитых Виром за ночь, оказалось недостаточно, чтобы залить душившее его раздражение.
И сейчас, после того как Вир промучился от бешенства целую ночь, а голова его разрывалась и шумела, будто внутри ее стреляли из пушек, и он не знал, переживет ли этот ужасный час, именно сейчас мисс Свет Цивилизации узнает, что он приперся в исправительный дом. Вычислить зачем, для нее проблемы не составит. Вполне естественно она решит, что победила. Опять!
– Надо было попросить кого-нибудь из парней сказать тебе, чтобы ты меня не ждал, – сказал извиняющимся тоном Берни Трент. – Но я думал, что ты нашел себе более приятное занятие на ночь и не вернешься.
Вир резко остановился и посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
– Более приятное занятие? С леди Грендель? Ты лишился рассудка?
– Я считаю, что она чертовски красива, – пожал плечами Трент.
Вир пошел дальше, убеждая себе в том, что только Берни Тренту могла прийти мысль о свидании герцога Эйнсвуда с голубоглазой драконессой. Парни, с которыми герцог провел вчерашний вечер, считают, и совершенно правильно, что с таким же успехом можно уложить в постель крокодила.
Действительно, если бы внешность журналистки соответствовала ее природным наклонностям, она была бы горбатой, морщинистой и покрытой чешуей. Однако леди обладала безукоризненно стройной фигурой и сладко-манящими женскими прелестями. В этом и заключается очередная злая шутка темных сил, которые управляют его жизнью.
Так говорил себе Вир, опустошая этой ночью одну бутылку за другой. В этом он убеждал себя, когда пришел домой, плюхнулся на кровать, но так и не смог заснуть.
Это же Вир повторил, когда заметил собаку.
То же он сказал несколько минут назад, когда понял, что драконессы поблизости нет, и в сердце кольнуло нечто, напоминающее разочарование.
Вир повторил это только что, ощутив непонятное беспокойство, когда рука сама собой задержалась на кармане куртки… На том самом, где лежал… огрызок карандаша, который Лидия обронила в карете вчера вечером.
Зашедшему этой сырой холодной ночью в «Голубую сову» запросто могло показаться, что он спустился в окрестности ада.
Вир регулярно заглядывал в кабаки, таверны и прочие злачные заведения, заполненные шумными пьяными людьми, но даже он слегка опешил. Он-то ждал нормального и даже приличного общества. Ведь основными посетителями «Голубой совы» были писатели и журналисты. Однако их голоса сливались в такой гвалт, какой Виру не доводилось слышать за всю свою многострадальную жизнь. Не помнил он и такого густого дыма, переливающегося из помещения в помещение подобно поднимающемуся с Темзы туману. У каждого из присутствующих в зубах непременно была сигара или трубка.