– Устроит, – поспешно согласилась она. – Окно как раз выходит в сад. Наверное, летом здесь очень красивый вид... Но... я бы охотнее чего-нибудь съела.

От ее признания я не сразу пришла в себя. Вспомнила только, что, когда мы сидели в погребе и нам приносили еду, Хелен к ней едва притронулась. К тому же это было вчера, а сегодня мы еще ничего не ели!

– Пойдите на кухню, Хелен, там сейчас должен быть повар. Наверняка найдется что поесть. А в двенадцать часов у нас будет обед... Как я думаю.

Она согласилась и, оглянувшись на меня – мол, где находится кухня? – по моему кивку пошла в нужном направлении.

Подумав было, что надо хоть чем-то накормить остальных, я почти тут же забыла об этом.

И отправилась искать Егоровну, чтобы проверить, как там она командует крепостными и так ли расставляется мебель?

Егоровна оказалась вполне живой и подвижной старушкой. Когда я пришла в одну из комнат, бывшую прежде гостиной, я увидела, что папина кормилица толково управляется с двумя рослыми парнями, которые вешали на окна новые шторы. Где они только нашли эту ткань – я уже считала, что в доме не осталось ничего.

– Осип – он же мужчина, – Егоровна говорила «мушшына», – хватал что плохо лежит. Энти разбойники не заглянули в кладовую, где складывали материю. На постельное белье, на окна. Барыня-то была запасливая...

Моя покойная матушка и в самом деле любила запасаться впрок. Отец всегда пенял ей на это, а сейчас, я думала, ее запасливость станет для нас благодеянием.

– Егоровна, – сказала я, – закончите вешать шторы – возьмитесь за комнаты для гостей. Главное, чтобы в одну из них как можно быстрее поставили кровать. Нашей гостье – англичанке – нездоровится, она захочет прилечь.

Я не стала оповещать слуг о том, что Хелен тоже прислуга, хоть и из вольных. Потом, когда я наконец смогу поговорить с ней, выясню обстоятельства, при которых она устроилась к моей матери, а также причину, почему осталась со мной, и тогда уж решу, как с ней быть.

– Никанор! – крикнула Егоровна. – Сбегай Матрену позови. Скажи – нужда в ней появилась.

Итак, порядок в комнатах наводили быстро, руководила им женщина опытная, так что я пошла на кухню, чтобы уточнить, как обстоят дела с припасами и насколько умелым окажется повар, выбранный новым старостой для работы на господской кухне.

Оказалось, что на кухне приготовлением обеда командовала даже не повариха, а так, поваренок, тощее долговязое создание лет тринадцати от роду.

Хелен, примостившись в углу, жадно ела не то кашу, не то истолченную картошку и только исподлобья взглянула на меня, чтобы опять заняться едой.

– Это кто у нас повар? – поинтересовалась я, с недоверием разглядывая девчонку-подростка. Странно было видеть ее среди больших котлов и кастрюль.

– Я, Эмилия, – пропищало создание.

– Эмилия? – изумилась я. – Кто же это, бедняжка, тебя так назвал?

Отчего-то прежде я не задумывалась над тем, какие имена давали нашим крепостным, но в любом случае до сего времени ни одно из них меня так не удивляло, как это.

– Князь Михаил, – проговорила между тем юная кухарка и взглянула на меня отнюдь не смиренно.

– Ты имеешь в виду моего батюшку, Михаила Каллистратовича?! Но почему он должен был подбирать тебе имя?

Теперь понятно, почему в нашем имении крепостные чувствуют себя так вольготно. Папенька со своими революционными идеями, которые он привез из Франции, добился того, что теперь наши слуги забывают говорить о нем же «их сиятельство», а небрежно замечают всего лишь: «Князь Михаил», что можно назвать не иначе как амикошонством. Вот откуда растет неповиновение и где создается среда для произрастания того же Осипа и его компании!

Я была возмущена. Да и кто такая эта Эмилия! Разве могу я доверить ей приготовление пищи для меня и моих гостей?

Наверное, девчонка и сама поняла, что ведет себя чересчур вольготно и это может ей даром не пройти. Потому она перестала пялиться на меня своими почему-то странно знакомыми глазищами, а опустила их вниз и прошептала:

– Их сиятельство, Михаил Каллистратович, нарочно посылал меня работать на кухню к Пахомычу, чтобы я могла у него всему научиться и прислуживать господам так, как и должно.

– И долго ты училась? – поинтересовалась я.

– Два года, – пискнула Эмилия.

Это что же, в одиннадцать лет ее отправили на кухню? Но потом, приглядевшись, я поняла, что Эмилия просто чересчур худа для своего возраста, а так она довольно взрослая. Разве что немного моложе меня.

– Что у нас с продуктами? – спросила я, подождав, пока Эмилия не высыпет в большую кастрюлю капусту, нашинкованную каким-то пареньком, который куда больше походил на поваренка, чем Эмилия на повара.

Именно здесь, на кухне, меня, всю в думах и недоумении, отыскал прикомандированный ко мне своим московским начальством поручик.

– У меня такое впечатление, ваше сиятельство, – казенным тоном заговорил он, – что вы не торопитесь приводить в порядок свои документы.

Иными словами, он хотел сказать, что я занимаюсь всякой ерундой, вместо того чтобы искать бумаги отца.

Уж не знаю, каково было у него настроение, а мне он попал под горячую руку. Что он себе вообразил?

– Надеюсь, вы не думаете, будто я состою на службе у вашего графа Зотова? – поинтересовалась я, вложив в свою фразу максимум имеющегося у меня сарказма. – Вы зачем со мной поехали? Командовать? Так позвольте напомнить, что вы в Дедове просто гость, а я – его хозяйка, которой хотелось бы прежде всего разобраться, в каком состоянии у нее дела и как ей в дальнейшем строить свое будущее!

Он взглянул на меня с уважением.

– Позвольте заметить, Анна Михайловна, вы довольно воинственны. Странно, насколько может быть обманчивым первое впечатление. Мне вы показались наивной молоденькой девушкой, не способной себя защитить. Но чем больше я вас узнаю...

– А сейчас что это было? – холодно поинтересовалась я. – Ваш кавалерийский наскок. Чем его можно объяснить? Тем, что вы еще надеялись откопать во мне ту самую наивную особу?

– Вот! – торжественно сказал Зимин. – Вот именно об этом я и говорил. Вы воспринимаете окружающих не как своих друзей, а как потенциальных противников. В самых невинных словах вы видите попытку как-то вас задеть, обидеть. Вы напоминаете мне ежа, который сворачивается в клубок и выставляет наружу свои колючки, едва кто-то пытается его коснуться...

– У вас поэтическое воображение, – кивнула я. – Даже сравнение меня с ежом...

– Скорее, с ежихой, – сказал он, стараясь в эту минуту не смотреть мне в глаза.

По-моему, он пытался сдержать смех, чтобы окончательно не разозлить меня. Правда, я тут же постаралась себя одернуть. В самом деле, обвиняю Зимина в невоспитанности, а сама забываю, что он – мой гость и негоже хозяйке нападать на гостей по всякому пустяку. Пришлось, как говаривал мой папа, «собрать свои войска и незаметно отступить назад».