Мандалина, однако, настаивала, заявляя, что Отто и так уже настолько стар, что волосы у него начали чернеть, потому что седеть им дальше некуда, и кроме того, принимая во внимание тот факт, что у нее нет брата, да если бы даже таковой и существовал, она все равно бы унаследовала мастерскую, но в настоящее время убытки все увеличиваются, причем не исключена возможность, что указанные убытки связаны с тайной деятельностью Храпешко. Но, как бы то ни было, она защитит Храпешко, но только если он прекратит действовать без ее ведома.

Храпешко, вытаращив глаза, смотрел на фройляйн Мандалину и не знал, что сказать дальше. Он думал о том, можно ли согласиться с ее требованиями. Но он и по природе был такой, послушный. В любом случае, если он согласится, ему будет плохо, а если он откажется, то еще хуже.

Поэтому он согласился.

— А теперь я заберу эти фигурки.

— Хочу изучить рынок. Если все пойдет хорошо, то скоро, очень скоро, Вы получите свой первый гонорар.

— ..?

Отто все равно когда-то бы узнал.

Все шло к тому, что он узнает. Иначе он не мог бы называться хозяином.

Это случилось однажды ночью, когда Отто не сумел захрапеть и, следовательно, не смог заснуть.

Храпешко задремал у разожженной печи. Отто заметил в мастерской свет. Заметил и разожженную печь. Заметил и человека, дремавшего на полу у стола.

Это так его удивило, что он не смог сдержать своего любопытства. Он вошел в мастерскую и увидел Храпешко, спящего у печи. Но сразу же его внимание привлек деревянный стол, накрытый красным платком, поднимавшимся то тут, то там как горный рельеф. Он медленно подошел к столу и снял с него платок.

То, что он увидел, надолго врезалось ему в память.

Он увидел алебастровое облако.

Увидел несколько экзотических животных с прозрачной стеклянной кожей.

Паука с серебряными лапами.

Прозрачного орла.

Чашу с хрустальными топазовыми шариками.

Коня с рогом.

Он склонился над фигурками и стал их рассматривать. С другой стороны стола горел огонь, и его свет пробивался сквозь стекло, окрашивая глаза Отто мертвым бледным цветом. Там был небольшой шар, обладавший способностью имитировать цвета леса; стекло, питавшееся лунным светом; неувядающий цветок; женская рука, лежащая на сетке из сплетенных букв; потом он увидел птицу, если долго смотреть на нее в полутемном помещении, то создавалось впечатление, что она летит. Крылья у птицы были сложены. Она спокойно глядела вдаль. Отто взял ее в руку и поднес к правому глазу. Потом посмотрел сквозь нее. С другой стороны ее стеклянного тела горел, постепенно угасая, огонь. Его было видно, только если смотреть через крылья. Внезапно Отто почувствовал, что птица такая гладкая, что в любой момент может вылететь из рук. Поэтому он осторожно положил, ее на стол, поглаживая ее крылья.

Были некоторые предметы, назначения которых Отто не мог понять, но сам для себя назвал следующим образом:

Стеклянная река — искривленная стеклянная поверхность, плоская с обеих сторон, содержавшая в себе синий пигмент.

Рядом с ней он увидел — стеклянную спираль.

Змея судьбы — из прозрачного материала, наполненного поразительным количеством оттенков цвета.

Заходящее солнце — круглая тарелка; идеально сформованное стекло, которое по краям слегка поднималось, точь-в-точь как суповая тарелка. Желтого цвета, постепенно переходящего в медно-красный.

— С этим парнем мы сможем победить даже на мюнхенской ярмарке. А если мы победим на ярмарке в Мюнхене, то простор для моих амбиций будет бесконечным.

Так про себя прокомментировал случившееся сам Отто, поглядывая на Храпешко и стараясь не разбудить его.

А потом с Отто что-то случилось, впервые за всю его многолетнюю карьеру.

Он долго разглядывал фигурки взглядом, который обычно называется стеклянным, когда веки не закрываются, в состоянии, о котором люди обычно говорят, что глаза отдыхают, и ощутил — покой. Отто никогда не чувствовал себя спокойно, он всегда был несколько настороже. Даже когда он делал или сделал Мандалину, он спешил. Так что ощущение это было ему незнакомо. Единственный раз, когда он был близок к такому чувству, — это когда он победил на выставке в Кёльне. Его сервиз вместе с кубком из экспериментального стекла получил первую премию и был приобретен лично императором. Тогда, возможно, он чувствовал нечто подобное.

И вот сейчас.

В первый раз за долгое время он ощутил такой полный покой, что его не держали ноги, и он сел на небольшой стеклянный ящик. Веки у него отяжелели, руки опустились к телу. Он не спал, но как будто спал; не закрыл глаза, но как будто закрыл, сердце у него не перестало биться, но как будто перестало, он дышал, но как будто не дышал.

С огромным усилием он оторвал взгляд от фигурок.

Слева от фигурок лежал стеклянный предмет в форме слезы размером с человеческий кулак. Посмотрев на эту слезу, Отто почувствовал желание попутешествовать. И при этом поехать в места, где никогда раньше не был. Он слышал об Америке. Да, он хотел поехать в Америку. Но это не было желанием уехать, чтобы увидеть новые земли, а, скорее, желанием вернуться на родину. Отто очень удивился этому новому чувству, учитывая, что он никогда не жил в Америке и не родился там, но все-таки, глядя на слезу, он ощущал Америку своим домом. И чем больше смотрел, тем больше хотел вернуться в Америку. Странно.

Он перевел взгляд.

Увидел стеклянный виноградный лист. И почувствовал печаль. Лист начал менять цвет в зависимости от того, как темнел свет позади него. Он почувствовал вкус вина во рту и решил прекратить все это.

Храпешко спал, и ничто не могло разбудить его.

Расслабленность и покой, которые еще недавно владели Отто, потихоньку сменились нервозностью.

Вдруг какая-то тьма помутила его мысли, лицо стало пепельным, он прикрыл глаза, взял Стеклянную реку, сунул ее за пазуху, а затем быстро-быстро вышел, оставив Храпешко досыпать.

Огонь в печи к тому времени уже потух.

— В следующем месяце поедем в Мюнхен. А там посмотрим.

На ярмарке в Мюнхене.

Собрались купцы со всего мира. А понятие о мире: в то время было ограничено сложностью путешествий. Тем не менее, многие интересующиеся красотами изделий из стекла, приехали на выставку, в первую очередь, чтобы присутствовать на давно ожидавшемся состязании стеклодувов, которое проводилось в отдаленной части ярмарки. Там собрались итальянец, норвежец, француз и один из Шалу, а именно Храпешко, который не мог выступать под флагом Македонии и поэтому защищал цвета Швейцарии.

Наибольшую опасность для выдувательных способностей Храпешко представлял норвежец, представившийся наследником богатого рода викингов по фамилии Олафсон. Грудь у него была вдвое шире, чем у Храпешко; он был вдвое тяжелее, вдвое выше, и все, чего ни возьми, все было двойное, причем различия были в пользу норвежца. Но Храпешко это не обескуражило. Напротив! Он был полон нового энтузиазма, вдохновленный словами Отто, который просил его победить, чтобы сам он, Отто, мог получить высокие оценки в рамках гильдии и, таким образом, мог баллотироваться на еще один срок в качестве президента.