Храпешко - Эрмис Лафазановский

Роман Эрмиса Лафазановского «Храпешко» открывает новую книжную серию издательства Центр книги Рудомино «Македонский роман XXI века». Следует отметить, что в Македонии в последнее десятилетие именно роман, по сравнению с другими литературными жанрами, развивается наиболее интенсивно, динамично и плодотворно.

Как правило, это захватывающие истории, написанные метким, ярким языком. Подобные свойства, преломленные сквозь призму глубоко своеобразной писательской интонаций, в полной мере присущи романисту и эссеисту Лафазановскому (р. 1961), которого литературные критики Македонии единодушно полагают одним из самых талантливых македонских писателей нашего времени. Его произведения представлены практически во всех антологиях современной македонской прозы, вышедших в Македонии и за рубежом за последние двадцать лет. Читателям в России он известен рассказами «Палица» и «Когда в Скопье появились зонтики», опубликованными в 2009 году в сборнике «Рассказы македонских писателей». Все, написанное Лафазановским, имеет яркую национальную окрашенность, но при этом является наднациональным и подлинно универсальным.

Время действия романа «Храпешко» — середина XIX века. Его герой, виноградарь с окраины провинциального городка Скопье (этимология имени Храпешко — некрасивый человек маленького роста), волей случая попадает в Западную Европу. Где-то на ее просторах он открывает в себе желание научиться новому ремеслу, которое на Балканах было абсолютно неизвестно: изготовлению предметов из стекла. Пройдя через множество препон, Храпешко становится уникальным стеклодувом, выдающимся мастером своего дела. Слава о нем выходит за границы Европы и достигает Ближнего Востока. Зажатый в тиски между волшебным искусством и реалиями повседневности, Храпешко находится в постоянных поисках собственного «Я», поначалу сумбурно-случайных, со временем — осознанных, становящихся смыслом и содержанием его жизни.

Он постоянно живет «между» — между двумя мифами: мифом о Западе и мифом о Востоке; между двумя сказками: одной доброй и красивой, другой страшной и злой; между двумя мирами: реальным и вымышленным; между двумя женами… Ему трудно найти себя в «своем» XIX веке. Возможно, ему могло бы повезти в одном из веков грядущих…

Роман «Храпешко» — это путевые заметки человека, колесящего по Швейцарии, Германии и Франции, Турции, Сирии и Египту. Одновременно, благодаря своим незаурядным способностям, герою удается попасть в совершенно неведомые места, оказаться на Луне, совершить путешествия в прошлое и будущее… Если говорить о его литературных предшественниках («литературных братьях») — то возникают фигуры барона Мюнхгаузена и Сирано де Бержерака.

Лафазановский часто ставит Храпешко в комические ситуации, подтрунивает над ним. Но ироничное отношение сменяется искренним сочувствием к своему герою, на долю которого, волей автора, выпадают тяжкие жизненные испытания. Тернистый путь, уготованный художнику, живущему «не по правилам», наперекор и вопреки.

Язык романа необыкновенно разнообразный — от живого языка улицы до научного (или псевдонаучного) изысканного языка художественной элиты того времени.

«Храпешко» — одновременно и роман, и пародия на роман, что дает читателю возможность самому решить, как к нему относиться. Одно несомненно — это подлинно завораживающее повествование, подтверждающее высокую репутацию Эрмиса Лафазановского, его необычный писательский талант.

— В наших краях есть садовник, который так умело обращается со своими инструментами, что может, не моргнув глазом, подсократить Вашу романтическую и высокоценимую бородку так, что вы ничего не почувствуете!

Его зовут Храпешко!

Так сказал переводчик господину Жоржу передав ему слова одного столетнего жителя, старейшего из собравшейся группы людей, после того, как тот же переводчик, переводя слова Жоржа, спросил собравшихся, есть ли в их запустелом крае какой-нибудь человек, какой угодно, который чем-нибудь выделяется, и которым они могут гордиться.

— Интересно, — сказал им переводчик, выслушав бормотание Жоржа, еле слышное на фоне его мощного голоса, и продолжал: — А можно как-нибудь увидеть этого человека?

Люди переглянулись между собой и после этого послали какого-то мальца позвать человека, обладателя этих замечательных способностей, который жил не в деревне и не в городе, а в грязном пригороде у реки Вардар.

Зевакам делать все равно было нечего, и они принялись ждать.

А что еще делать в таком захолустье?

Храпешко пришел, даже не побрившись.

Издалека он походил на разбойника.

С близкого расстояния — на юношу.

С еще более близкого его голова казалась непропорционально маленькой по сравнению с широкой и мощной грудью. Она была у него шишковатой, громадной, расширявшейся к плечам, как рыцарский щит. Ноги у него были короткие, а руки доходили до пояса. Он был туго перетянут кожаным ремнем с футлярами, из которых торчали самые разные садовые и виноградарские инструменты: ножи, пилки, ножницы.

Храпешко остановился перед Жоржем и его переводчиком, не говоря ни слова, только взглядом спрашивая, зачем его позвали и, главное, кто они, те, кто его позвал.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

Жорж и его переводчик выглядели как какие-нибудь начальники. Только гораздо более по-европейски. Были слегка помяты после поездки. И были ни бородатые, ни безбородые, что-то среднее.

— Уважаемые жители пригорода, — сказал переводчик Жоржа, — господин, которого вы видите перед собой, это сам великий Жорж де Бургунь, известный и признанный знаток неведомых пределов мрачной Европы; исследователь цивилизаций и культур; любитель приключений и хороших вин; атташе по культуре знаменитого французского принца, Его Высочества Абервилля де Гренобля. Об атом свидетельствуют и его документы, дающие ему неограниченное право передвижения в этих местах.

У собравшихся людей и лично у Храпешко по лбу потекли струйки пота, хотя была зима.

— Что касается меня, я всего лишь переводчик, моя роль настолько ничтожна и мала, что не стоит даже упоминать мое имя. Так что представляться я не буду.

А теперь.

— Ты действительно тот человек, — спросил переводчик Жоржа от имени того, кто все время что-то бормотал наполовину по-французски, наполовину по-немецки, но очень тихо, чтобы не мешать переводчику, — о ком эти люди, собравшиеся здесь, слагают мифы и легенды?

Храпешко плюнул на землю, не наклоняя головы и не отводя взгляда от Жоржа, который в то же время не сводил глаз с Храпешко, и стал медленно приближаться, пока не оказался с ним лицом к лицу, и оба не почувствовали дыхание друг друга. Зловонное и у того, и у другого.