придется спорить — хватит ли сил захватить Майну. Самим Павловскому и Петухову уговоров не избежать — командиры мелких отрядов будут спорить. Гай представил нагловатую физиономию Прохорова и усмехнулся — Петухову предстоит нелегкий разговор...

Устинова он нагнал у небольшой рощицы вдоль ручья. Бойцы лежали на земле, возницы поили лошадей.

— Где Тоникс? — спросил Гай подошедшего Устинова.

— Я ему приказал пройти верст пять за Кармалинское — в сторону Майны, поглядеть, что там.

— Правильно. Давно был связной?

— Да уж с час не было, скоро должен быть.

— Ну ты тут долго не задерживайся. В Кармалинском сразу посылай боевое охранение вперед и по сторонам, версты на две от села. На ночь поставь самых надежных, чтобы не спали, черти, как было в Суровке.

— Сам буду проверять, не заснут, — обиженно сказал Устинов.

— Что говорил связной от Тоникса? Белых много?

— Нет, скорей всего, то была разведка. Ушли они в сторону Кутеповки, где, по слухам, большой отряд.

— Откуда слухи?

— Были на днях там крестьяне из Кармалинского.

— Пушки видели?

— Про это не говорили.

— Ну ладно, двигай дальше.

Гай поднялся на пригорок возле дороги и стал смотреть, как проходят отряды. После отрядов потянулся обоз, потом подошел отряд Андронова. Гай разыскал глазами бойцов, которые выходили к нему час назад, подошел к колонне.

— Ну что тут у вас за вопросы? — спросил он худощавого кареглазого бойца с пушистыми темными усами.

— Да вот спорили тут, какая жизнь при социализме будет, — сказал тот, идя рядом с Гаем. — Некоторые говорят, что жалованья не будет, а будет общий котел — бери сколько еды съешь и вещей сносишь. А другие говорят, что норма будет.

— Сперва по норме жить будем, покуда хозяйство не наладится. А дальше, когда коммунизм построим, все будет общее — бери, сколько кому надо.

— А когда это будет, товарищ командир?

— Ну этого я тебе точно сказать не могу. Сначала нужно мировую революцию сделать, а там уж видно будет когда что.

— Где нам полное учение Карла Маркса прочитать? Или комиссара нам пришлите, когда со своими сойдемся, — пусть нам расскажет про Маркса и мировую революцию.

— Про это вам Лившиц расскажет, я ему скажу, чтоб он к вам пришел. Еще что хотели спросить?

— Говорят, что теперь армия регулярная будет, — сказал боец, шедший слева от Гая, с пулеметными лентами вперехлест. — И приходить туда будут не по добровольности, как мы, а по мобилизации. Командира тебе пришлют сверху, как в царской армии. Нравится или не нравится, воюй с им до гроба.

— У белых армия набирается по мобилизации. Значит, и нам нужно большую армию создавать, а тут без мобилизации не обойтись, надо призывать народ воевать.

— А что же раньше говорили, что везде власть будет выборная — что в селе или городе, что на заводе, что в армии? А теперь, выходит, на попятную пошли, — сказал боец с пулеметными лентами.

— На гражданке власть выборная, а в армии это не годится. В некоторых отрядах получат приказ и начинают его обсуждать — надо ли его исполнять или повременить можно. С такими порядками воевать нельзя, будешь сто раз битый.

— Выборный командир или назначенный — все равно приказ обсудить надо. А может, нам задание не по силам дадено, тогда как? На верную гибель идти?

— Мы с буржуями насмерть деремся — или мы их, или они нас. И никакой командир без потерь воевать не может, В атаку он идет вместе с вами, значит, и своей жизнью отвечает за отданный приказ, — Гай оглядел бойцов, проверяя, как они воспринимают сказанное.

— Были бы все командиры, как ты, тогда и разговору никакого не было бы, — сказал боец с пушистыми усами. — Пусть бы и назначали таких сверху, какая разница.

— Вот, вот, я тебе об этом и говорю — все дело в том, какой командир. А его со стороны лучше видно — как он командует. Я вашего командира, к примеру, не хуже вас вижу. Хороший он или плохой — все как на ладошке.

И если провинится — сразу его сниму. Вот так и должно быть, я за это и агитирую.

— Ну это еще подумать надо, — сказал невысокий, но кряжистый боец, до сих пор молча слушавший разговор. — Такие важные дела решать с бухты-барахты не след.

— Да покуда ты думать будешь, белые тебя так причешут, что родная мать не узнает. Тут дело ясное, решать немедля надо.

— Вам сверху видней, — нехотя сказал кряжистый боец, но было заметно, что он остался при своем мнении.

— Ну ладно, мы тут с вами хорошо помитинговали, пора кончать, — сказал Гай, в общем довольный разговором. Есть бойцы, которые поймут, что пора кончать с партизанщиной, на таких можно опереться в дальнейшем. Но большинство все-таки стоит за выборность, это факт. И трудно будет их переубедить. Надо Лившицу сказать, чтобы политбеседы в ближайшее время проводили в основном на эту тему.

* * *

Еще не доезжая до санитарных повозок, услышал стоны — дорога давала себя знать. Гай подъехал к первой повозке, где лежал раненный в грудь пулеметчик из отряда Петухова. Лежал он без рубашки, туго обмотанный бинтами, на губах темнела кровь, которую вытирала платком сидящая рядом медсестра.

— Ну как он? — спросил Гай у медсестры.

— Мучается очень, — она посмотрела на Гая, в ее больших синих глазах были боль и сострадание.

— В сознание приходит?

— Да.

— Скажешь ему, что немного осталось, через час будем в Кармалинском, отдохнет.

Раненый открыл глаза, с усилием перевел взгляд на Гая и тихо сказал:

— Скорей бы, мочи нет.

Гай помнил этого пулеметчика по бою у Новодевичьего, там он, почти окруженный, отбивался от каппелевцев, выручил его атакой Тоникс — налетел на неприкрытый фланг и пошел рубать, пока белые не кинулись бежать.

На другой повозке лежал боец без ноги — началась гангрена. Гай подошел к изголовью, положив руку на боковину, пошел рядом.

— Терпишь? — он взглянул в обрезавшиеся глаза бойца, тот, скользнув взглядом по лицу Гая, молча уставился в небо.

— Очень переживает, что ноги лишился, — тихо сказал подошедший Дворкин.

— Сколько всего у вас раненых?

— Восемнадцать лежачих да еще шестеро легких.

— Нужно чего вам?

— Да как будто все есть. Если бы спирта литра два-три.

— Где его тут достанешь! Может, где крепкого самогона найдем, дадим вам. Только на