— Уверен, секреты воспитания детей, какими бы страшными и загадочными они ни были, все же нельзя назвать непостижимыми.

Чарльз посадил малышку на колено, протянул ей яблоко и стал читать ей отрывки из «Сна в летнюю ночь».

Возможно, это был не лучший способ начать новую жизнь, но уж точно многообещающий.

В здании Национального агентства по охране детства в Вестминстере был кабинет, а в кабинете хранилась красная папка с надписью «Опекуны. Характеристика». В красной папке лежала синяя папка поменьше, и на ней было написано: «Максим, Чарльз». Характеристика гласила: «Ч. П. Максим очень начитан, как и подобает ученому, а также явно щедр, неуклюж и трудолюбив. Он необычно высок, но врач свидетельствует, что в остальном он здоров. Упрямо настаивает, что способен опекать ребенка женского пола».

Возможно, все это заразно, поскольку Софи тоже росла высокой, щедрой, начитанной и неуклюжей. К семи годам ноги у нее стали длинными и тонкими, как зонты-трости, а упрямства ей было не занимать.

На ее седьмой день рождения Чарльз испек шоколадный пирог. Получилось не слишком хорошо, потому что серединка провалилась, но Софи преданно заявила, что такие пироги ей нравятся больше всего.

— Эта вмятина, — сказала она, — оставляет место для глазури. А я люблю, когда глазури непоремно много.

— Рад это слышать, — ответил Чарльз. — Хотя обычно все же говорят «непомерно». С возможным днем рождения, дорогая! Как насчет Шекспира в честь праздника?

Софи частенько била тарелки, поэтому пирог они ели прямо с обложки «Сна в летнюю ночь». Протерев обложку рукавом, Чарльз раскрыл книгу на середине.

— Почитаешь за Титанию?

— Лучше я буду Паком, — поморщившись, ответила Софи.

Она прочитала несколько строк, но ей это быстро наскучило. Когда Чарльз отвернулся, она бросила книгу на пол и сделала на ней стойку на руках.

Чарльз рассмеялся.

— Браво! — Он зааплодировал Софи, сидя по другую сторону стола. — Ты прямо как маленький эльф!

Софи налетела на кухонный стол, поднялась и попробовала снова, теперь у двери.

— Молодец! С каждым разом все лучше. Получилось почти идеально.

— Только почти? — Софи пошатнулась и сердито посмотрела на него, стоя вверх ногами. Глаза уже щипало, но она не собиралась сдаваться. — Разве ноги у меня не прямые?

— Почти. Левое колено немного присогнуто. Но люди вообще несовершенны. За исключением Шекспира.

* * *

Софи задумалась об этом позже, в постели. «Люди вообще несовершенны», — сказал Чарльз, но он ошибался. Чарльз был совершенен. У Чарльза были волосы точь-в-точь такого цвета, как перила, и волшебные глаза. Он унаследовал свой дом и все костюмы от отца. Когда-то это были прекрасные, модные, стопроцентно шелковые шедевры от лучших портных города, но теперь шелка осталось лишь пятьдесят процентов, потому что другие пятьдесят процентов составляли дыры. У Чарльза не было музыкальных инструментов, но он пел ей, а когда Софи не было рядом, он пел птицам и мокрицам, которые время от времени заполоняли кухню. Он никогда не фальшивил. Казалось, его голос летал.

Порой среди ночи Софи вспоминала, как тонул корабль, и в такие моменты ей ужасно хотелось залезть повыше. Только это позволяло ей почувствовать себя в безопасности. Чарльз разрешил ей спать на шкафу. Сам он спал на полу, рядом со шкафом, на всякий случай.

Софи не совсем его понимала. Чарльз мало ел и редко спал. Он улыбался не так часто, как другие люди. Казалось, вместо легких у него была доброта, а вежливость никогда ему не изменяла. Если, читая на ходу, он натыкался на фонарный столб, он извинялся перед столбом и проверял, не пострадал ли тот при столкновении.

Раз в неделю утром приходила мисс Элиот, которая должна была «решать проблемы». (Софи могла бы спросить: «Какие еще проблемы?» — но вскоре она поняла, что лучше помалкивать.) Мисс Элиот осматривала дом, заглядывая во все углы и в затянутую паутиной пустую кладовку, и качала головой.

— Что вы едите?

Еда у них дома действительно была интереснее, чем дома у друзей Софи. Порой Чарльз на несколько месяцев забывал о мясе. Чистые тарелки бились всякий раз, когда Софи оказывалась рядом, поэтому он подавал жареную картошку на атласе мира, разложив ее по всей территории Венгрии. На самом деле он бы с радостью питался одним печеньем да чаем и выпивал немного виски перед сном. Когда Софи научилась читать, Чарльз стал держать виски в бутылке с надписью «кошачья моча», чтобы Софи к ней не прикасалась, но она откупорила-таки бутылку, попробовала содержимое на вкус, а потом понюхала под хвостом у соседской кошки. Пахло совсем по-разному, хоть и в равной степени неприятно.

— Мы едим хлеб, — ответила Софи. — И консервы.

— Что? — переспросила мисс Элиот.

— Мне нравятся консервы, — сказала Софи. — А еще ветчину.

— Правда? Я в жизни не видела в этом доме ни кусочка ветчины.

— Мы едим ее каждый день! Ну, — добавила Софи, потому что была честнее, чем следовало бы, — время от времени. — И сыр. И яблоки. А на завтрак я выпиваю целый стакан молока.

— Но как Чарльз позволяет тебе так жить? Ребенку это не на пользу. Это неправильно.

На самом деле они жили весьма хорошо, но мисс Элиот этого не понимала. Когда мисс Элиот говорила «правильно», Софи думала, что она имеет в виду «опрятно». Дом Софи и Чарльза опрятным было не назвать, но Софи считала, что для счастья опрятность не требуется.

— Дело в том, мисс Элиот, — сказала Софи, — дело в том, что у меня такое лицо. Оно просто не кажется опрятным. Чарльз говорит, что у меня неряшливые глаза. Это все из-за крапинок, видите?

У Софи была слишком бледная кожа, которая на холоде покрывалась пятнами, а волосы вечно спутывались в колтуны. Но Софи это не беспокоило, потому что, вспоминая маму, она видела такую же кожу и волосы, а в том, что мама была красива, она не сомневалась ни на миг. Она была уверена, что ее мама пахла прохладным ветром и сажей и носила брюки с заплатками на щиколотке.

Эти брюки, возможно, и стали началом всех бед. Накануне восьмого дня рождения Софи попросила у Чарльза брюки.

— Брюки? Разве женщины носят брюки?

— Конечно, — ответила Софи. — Моя мама их носит.

— Носила, Софи, дорогая моя.

— Нет, носит. Черные. Но я хочу красные.

— Хм… Ты точно не хочешь юбку? — встревожился Чарльз.

Софи нахмурилась.

— Точно. Я хочу брюки. Пожалуйста.

В магазинах не продавали брюк, которые были бы ей впору, только серые мальчишеские шорты.