Кристабел облачилась в бикини, чтобы поплавать в бассейне, – энергичные движения в прохладной воде лучше всего снимают напряжение. Душ окончательно привел ее в норму, и, уложив волосы феном, Кристабел прошла в просторную гардеробную комнату.

Она перебрала вешалки с небогатым запасом туалетов и решила остановиться на черном. Торопливо собираясь на съемки, Кристабел меньше всего думала о выходных туалетах, так что большая часть ее вещей осталась дома, в Лондоне.

Не смей даже вспоминать о них и о человеке, с которым ты делила кров, приказала себе Кристабел, раскладывая на кровати платье, открытые босоножки без задников на тончайших шпильках и черную вечернюю сумочку.

Но перед глазами снова предательски всплывал знакомый образ. Ее мысленный взор детально высвечивал каждую черточку лица и каждый изгиб широкоплечей фигуры. Взгляд темно-серых глаз, казалось, проникал прямо в душу Кристабел. Волнующие воспоминания о прикосновении губ этого мужчины, о чувственном изгибе его рта повергали ее в дрожь.

Реальным воплощением этого образа был Федерико Персетти, удачливый бизнесмен и щедрый меценат, на десять лет старше Кристабел. Ему чуть больше тридцати, внешность дворянина эпохи Возрождения странным образом сочеталась в нем с менталитетом типичного уличного разбойника. Он родился в Риме, в семье зажиточных итальянцев, там же начал свое образование, которое закончил в Америке.

Этот мужчина открыл Кристабел свои объятия, свое сердце, сделал ее своей женой и любовницей.

Федерико и Кристабел встретились на вечеринке у общих друзей в Лондоне. У Кристабел как раз заканчивался сезонный контракт с модельным агентством, и через неделю она собиралась в Калифорнию, чтобы продолжить съемки в одной из бесконечных мыльных опер.

В Калифорнию она полетела, но уже с Федерико. В течение недели она успела представить его своим родителям, официально объявить о свадьбе и уговорить сценаристов сериала переписать ее роль. Как только были отсняты сцены гибели ее героини, она тут же вместе с Федерико вернулась в Лондон.

Через месяц они сыграли тихую свадьбу, пригласив на церемонию венчания лишь близких друзей и родственников, и их жизнь стала протекать между Лондоном и Римом. Однако Федерико купил в Санта-Барбаре роскошные апартаменты в престижном районе с великолепным видом на залив и окрестил их калифорнийской базой.

В первые полгода их брака все шло прекрасно, даже слишком прекрасно, вспоминала Кристабел, надевая черное белье и тонкие черные чулки. Проблемы начались три месяца назад, во время их двухнедельного пребывания в Калифорнии. Один из друзей дал Кристабел почитать сценарий, который ей очень понравился. Кристабел даже увидела себя в одной из ролей. Эта мысль стала навязчивой, она постоянно ловила себя на том, что невольно обдумывает, как лучше сыграть этот характер.

Кристабел между тем отдавала себе отчет, что съемочный период никак не совпадал с рабочим графиком Федерико и что трудно будет получить его согласие на четырехнедельное пребывание Кристабел в Америке без него. И тем не менее Кристабел тайно съездила в Голливуд, снялась, мало надеясь на успех, в кинопробах, и вернулась с мужем в Лондон.

Звонок агента с сообщением, что ее утвердили на роль, поверг Кристабел в радостный трепет. Через месяц надлежало прибыть на съемки.

Кристабел сразу же подписала контракт, но никак не решалась сообщить об этом Федерико, предвидя его негативную реакцию. С каждым днем ей становилось все труднее и труднее осмелиться на это, пока наконец до начала съемок не осталось всего несколько дней.

Кристабел сотни раз мысленно проигрывала объяснение с мужем, но аргументы ей самой казались неубедительными, и однажды ранним утром она просто побросала в дорожную сумку вещи и на такси бежала в Хитроу.

Расставание на четыре недели казалось Кристабел сущим пустяком, однако с каждым днем она чувствовала, как между ней и мужем растет физическая и моральная пропасть, грозившая очень скоро стать непреодолимой.

Кроме того, одна за другой следовали накладки в съемочном процессе, так что запланированные четыре недели превратились в пять, а потом и в шесть недель. К седьмой неделе съемок бюджет фильма находился в весьма плачевном состоянии. К тому же стояла изнуряющая жара и в группе начались всякого рода конфликты.

Бросив последний оценивающий взгляд на свое отражение в зеркале, Кристабел поправила выбившуюся из прически прядь волос, сунула ноги в черные элегантные босоножки и, подхватив вечернюю сумочку, вышла из дома.

К тому времени, когда Кристабел остановила машину у виллы Эндрю Пейтона в Беверли-Хиллз, дневной зной сменился приятной вечерней прохладой. Кристабел присоединилась к остальным приглашенным актерам, потягивающим прохладительные напитки на просторной террасе с видом на океан.

Кристабел тоже взяла себе коктейль и, изредка поднося к губам соломинку, принялась лениво оглядывать присутствующих на вечеринке. Все лица были ей знакомы, и она пыталась догадаться, кто же тот загадочный меценат, ради которого они здесь собрались.

– Улыбайся, дорогая, мы здесь все как на шоу, и должны сиять улыбками, – раздался над ухом Кристабел хрипловатый мужской голос.

Кристабел не спеша повернулась к ведущему актеру фильма Эдвину Мэскоту. Он, как всегда, держался с грубоватой небрежностью, и под этим годами наработанным имиджем было трудно распознать его истинную натуру.

– А-а, Эдвин, – довольно прохладно приветствовала его Кристабел и улыбнулась, чтобы как-то подсластить свой сарказм: – Я уверена, что ты отлично справишься с этим за всех нас.

Она недолюбливала Эдвина и не слишком пыталась это скрыть. Одно дело уважать его как актера, и совсем другое – мириться с его дурацкими выходками, которые казались ему верхом остроумия. Эдвин слыл любимцем женщин, млевшие от его мужественности и сексуальности поклонницы засыпали его письмами и подарками. На письма отвечал специально нанятый человек, а подарками Эдвин распоряжался исходя из их ценности: трогательные плюшевые игрушки раздаривал малышам – после чего их мамаши, разумеется, пополняли собой ряды его поклонниц, а, к примеру, бриллиантовые запонки или золотую булавку для галстука некоторое время носил, потом выгодно продавал.

– Ладно, перестань, дорогая, – проворчал Эдвин и оскалился в профессиональной улыбке. – Между нами должно царить согласие, не так ли?

– Только на экране, дорогой, – парировала Кристабел, никак не отреагировав, когда Эдвин коснулся ее руки и словно невзначай большим пальцем провел по запястью.

– Думаю, было бы очень неплохо вынести наши экранные отношения за пределы съемочной площадки.

Кристабел прямо посмотрела ему в глаза.

– Нет.

– Ну что ты, в самом деле! – с присущим ему шармом попытался сгладить неловкость ситуации Эдвин.

– Я играю только перед камерой, в другое время мне не до иллюзий.

– Сильно сказано. Как бы ты об этом не пожалела.