Кроме того, только в мужском обличье она сможет попасть в игорные дома, чтобы пополнить скудный запас денег, которые так необходимы для беззаботной жизни.

Северная Англия

Тяжелый запах дыма и гари висел в воздухе. Даже спустя неделю пепелище, в которое превратился дом Виктора Джона Бартлетта, все еще тлело. Серый пепел кружился над бывшим западным крылом его владений. Уцелела только башня тринадцатого века, которая, словно грозный часовой, возвышалась над рекой и дорогой. Она предупреждала незваных гостей, что этой землей владеют Уэдмонты, и они не потерпят посягательств на свою собственность.

Но беда пришла изнутри.

Наверное, одиннадцать из двенадцати предыдущих графов Уэдмонтов перевернулись в своих гробах, кляня Виктора за то, что он ввел в дом человека не их круга, довершившего разрушение. И только его отец, очевидно, тихо лежит в своем склепе. После бурной, расточительной, грешной жизни едва ли что-нибудь может потревожить его загробный покой. При нем начал приходить в упадок их древний благородный род, он практически не интересовался собственным сыном, еще меньше – семейными владениями.

Виктор пнул ногой кучу головешек у входа в башню. Рассыпавшись, они вспыхнули красными искорками и тут же погасли. Виктор перешагнул через обгоревшие остатки обрушившихся потолочных балок и вошел в почерневшее каменное чрево башни. Когда-то мощные деревянные настилы теперь обуглившимися бревнами лежали на покрытом золой полу. Пять лет назад Виктор молил судьбу, чтобы это произошло. Но судьба, как всегда, выбрала неподходящее время.

От опаленных камней еще веяло жаром. Подняв кусок искореженного металла, который, должно быть, прежде был средневековой шпагой, висевшей на стене, Виктор выбрался на лужайку. Ухоженный газон странно контрастировал с руинами замка.

Слуги сложили спасенные оловянные блюда и чаши прямо на земле. Их было немного. Самое ценное было продано давно, еще до его женитьбы, чтобы поправить пошатнувшиеся дела.

На дороге показалась карета. На дверцах из красного дерева ни герба, ни других знаков отличия. Его тесть.

Страх пронзил Виктора. Страх, чувство вины и жалости. Пожар возник после его ссоры с женой. Их последней ссоры. Он сжал руку в кулак. Клинок старой шпаги врезался в ладонь, болью напомнив о потере.

Как он посмотрит в лицо тестю? Как скажет, что его дочь мертва и он, Виктор, не смог ее спасти? Она кричала и отбивалась, но он вынес ее из горящей комнаты. Она бросилась назад, и во второй раз ему не удалось ее вытащить.

Его дородный тесть выбрался из кареты.

– Какое несчастье! – Он обвел взглядом пепелище и покачал головой. – Мы отстроим все еще лучше прежнего.

– Я бы не стал, – хрипло проговорил Виктор; горло у него саднило от дыма. – У меня нет радостных воспоминаний об этом месте.

«И нет наследников, которые сохранят его».

Виктор – последний из графского рода Уэдмонтов, если только после его смерти не обнаружится какой-нибудь дальний родственник. У его отца было множество внебрачных отпрысков по всей Англии, но он не позаботился о том, чтобы завести побольше законных потомков. Виктор больше никогда не женится. Слишком много горя принес ему первый брак.

Он отбросил пострадавшую в огне шпагу, вытер запачканные сажей руки о бедра и пошел навстречу отцу своей жены. Приблизившись, он заметил, что глаза у тестя припухли и покраснели. Он знает? Догадывается?

Пожилой мужчина обнял Виктора и похлопал его по спине.

– Я все знаю. Я остановился у церкви и поговорил с викарием. Знаю, что ты пытался спасти ее.

Да, Виктор пытался. Он пытался сохранить их брак, пытался любить свою жену, пытался предотвратить ее безумие. Но ни одна из этих попыток не увенчалась успехом.

– Ты был хорошим мужем моей девочке. Зная твою страсть к игре и то, как ты нуждался в моих деньгах, я от тебя этого не ожидал. Мужчины из высшего общества редко хранят верность женам, но ты это делал.

Говоря это, тесть обнимал Виктора и успокаивающе похлопывал по спине. Виктор готов был сквозь землю провалиться. Использовать деньга жены, чтобы расплачиваться с проститутками и любовницами? На это даже он, с его весьма свободным отношением кморали, не был способен. Что касается страсти к игре, то он отдал ей слишком много лет, чтобы еще и теперь находить в этом удовольствие.

Хотя порой он ловил себя на том, что скучает по холостяцкой жизни, когда на столе стоялабутылка мадеры, а в руке была колода карт. Хотелось простых удовольствий, хотелось вернуться в свое привычное старое логово.

Виктор до крови прикусил губу. Все последние дни он старался выбрасывать из головы горькие мысли. Ему бы неделю назад быть таким мудрым, чтобы попридержать язык и не произносить того, что он сказал Мэри-Фрэнсис.

– Я знаю, что ты приглашал к ней лучших докторов, – проговорил тесть.

– Им следовало заняться мной.

Если бы у него было хоть малейшее подозрение, что она подожжет дом, Виктор никогда бы не стал ее провоцировать. Но язык всегда был его врагом.

– Ну-ну… Я понимаю, что ты сейчас страшно подавлен. – Мистер Чандлер выпустил его из своих объятий, но продолжал похлопывать по плечу. – Время лечит раны.

Виктор покачал головой:

– Не все. Что толку говорить… – Его голос сорвался.

Какие бы демоны, гнездившиеся в душе Мэри-Фрэнсис, ни превращали ее в самый неподходящий момент в фурию, одолеваемую безумными страстями, в кусающееся и царапающееся чудовище, нет смысла обсуждать это сейчас… да и потом. Этим ее не вернешь. И ей не поможешь. Теперь ей не нужна помощь, она там, где нет страданий. Там нет «ни печали, ни воздыханий».

– Я надеялся, вы с Мэри-Фрэнсис подарите мне внуков… но ты еще молод, снова женишься, и у тебя будут дети.

Виктор тяжело вздохнул. Раны были еще совсем свежие.

– У меня есть дочь.

Которую он не мог официально назвать своей.

– Тебе нужны сыновья… Чтобы унаследовать мое состояние и твой титул.

Виктор вздрогнул. Его жена еще не предана земле. Но, будь она жива, о детях не могло быть и речи. Острое чувство вины захлестнуло его. Тесть все еще считает его своим наследником.

– Вы еще не так стары, – сказал Виктор. – И можете снова жениться и родить сыновей.

Гарольд Чандлер покачал головой:

– Нет. Разве Мэри-Фрэнсис не сказала тебе?

– Что?

Что скрыла Мэри-Фрэнсис? Причину своего безумия? Тайну, которая объяснила бы ему все?

– Моя жена Мэри жива, – сказал Чандлер. – Она родила мне пятерых детей, но выжила только Мэри-Фрэнсис, – вздохнул он. – Вот такая у меня жена.

Где же она теперь? За четыре года брака Виктор не слышал от своей жены ни единого упоминания о ее матери. Он полагал, что его теща умерла. Но возможно, она в сумасшедшем доме? Сидит прикованная цепью к стене? И именно от нее Мэри-Фрэнсис унаследовала безумие? Виктор изумленно смотрел на тестя.