— А как он тебя признал?

— Сейчас ты это испытаешь на себе. Положи его на камень и капни на него свою кровь.

Лёхша дотянулся до клинка, но помедлил. Не из страха порезаться — что ему царапина! — пугало другое.

— А он точно признает меня?

— Есть только один способ проверить.

Лёхша коснулся лезвия большим пальцем, но даже не почувствовал прикосновения, хотя на руке обозначилась ранка и несколько рубиновых капель упали на клинок и на камень рядом с ним. Невольно юноша отшатнулся в сторону, потому что капли стали с шипением испаряться, над клинком образовался крохотный дымчатый вихрь, будто из курительной трубки пустили кольцо дыма. Через мгновение дым всосался в металл и больше ничего не произошло.

— Возьми его, — откашлявшись сказал отец.

Лёхша взял оружие в руку, постоял, оценивая его вес, и уже собирался разочарованно положить шпагу обратно, как почувствовал толчок: по руке к груди прокатилась тёплая волна. Оружие стало как бы продолжением руки, продолжением самого Лёхши. У него возникло ощущение, будто клинок, словно огромный пёс, которого хотелось ласково погладить по большому лбу, в минуту опасности непременно превратится в яростного могучего зверя, готового защитить.

— Здорово! — сказал Лёхша.

— Папа плохого не посоветует, — довольно отозвался отец. — Это ещё одна причина, по которой я бы хотел, чтобы мой сын оказался в дворцовой свите. Может, тебе удастся проникнуть в тайну клинка? Хотя бы на пару шагов продвинуться дальше, чем удалось мне.

Он обнял Лёхшу, и они стояли так долго-долго, а потом пошли обратно. Лёхша нёс за спиной ножны, и клинок сквозь них иногда еле-еле слышно урчал по-собачьи.

Лёшка вышел на балкон и обозрел окрестности. Не то чтобы он не успел их изучить, просто не привык ещё к девятому этажу и открывающемуся виду. Вдали, там, куда достигал взгляд, можно было увидеть кремль и три церкви. Папа по этому поводу высказался, что если видно не меньше трёх церквей, то место можно считать святым. Но скоро одну из церквей заслонит строящийся дом, и теперь Лёшку мучил вопрос: останется ли их новое место жительства «святым»? Опять же отсюда виден ещё и костёл, так он считается или нет?

Больше ничего интересного вокруг не было. Дома, дома, дома… Разные. От древних деревяшек, которых осталось совсем немного, и убогих пятиэтажек до современных в девять-десять этажей и даже несколько шестнадцатиэтажных. А ещё прекрасно просматривалась школа. Та самая, в которую Лёшке предстояло отправиться. «Первый раз в первый класс» вертелась в голове присказка. Хотя, на самом деле, класс был восьмой. А школа — третьей по счёту, в которой ему придётся учиться. Как и эта новая квартира, которая тоже была третьей на его веку. Правда, родители рассказывали, что была ещё и четвёртая, но в ней Лёшка провёл лишь первые три месяца своей жизни, так что не помнил её совершенно, а потому и не принимал в расчёт.

Новая квартира ему нравилась хотя бы потому, что у него появилась собственная комната, а вот на переход в новую школу он согласился со скрипом: не хотел расставаться с одноклассниками, старыми друзьями во дворе. Но родители, точнее папа, его коварно обманули. Местная школа хоть и была в двух шагах от дома, но для поступления в неё одного этого было мало, требовалось сдать экзамены. Вот отец и заявил, что Лёшке эти экзамены всё равно не сдать, а раз не сдаст, то сможет с чистой совестью ездить через полгорода в старую школу. Понятное дело, такой намёк его сильно задел, и он отправился на экзамены. И опять был обманут — ну побеседовали с ним директор школы (тьфу ты, гимназии!) и пара учителей. Поинтересовались, любит ли читать и что читает, про опричников что-то спросили, дали задачку по математике и всё — весь экзамен. Извольте быть зачисленным в гимназисты!

— Лёша! — позвала его мама. — Опоздаешь!

— Ага, тут со скоростью таракана три минуты ходу, всенепременно опоздаю, — проворчал себе под нос Лёшка, но всё-таки пошёл одеваться. Нехотя потому, что заранее стеснялся встречи с новыми одноклассниками и учителями. Да, по правде сказать, не любил он первое сентября, в частности и учёбу в целом.

— Цветы не забудь, — напомнила мама, окинув его взглядом.

— Ну кому я там цветы дарить стану? Я же никого не знаю.

— Классному руководителю.

— Их и так цветами заваливают, — проворчал он в ответ, не стал дожидаться, когда букет ему всучат насильно, и постарался побыстрее выскочить за дверь.

Гимназия оказалась не особенно отличающейся от предыдущей школы. Всё началось с традиционной линейки, во время которой все вокруг, включая преподавателей, обсуждали свои дела и делились летними впечатлениями. На Лёшку никто внимания не обращал. Некоторые, кто стояли поближе, кивнули ему в знак приветствия и тут же затрещали о своём. Впрочем, и сам Лёшка не рвался знакомиться, лишь окинул новых одноклассников беглым взглядом. Люди как люди. По большей части в джинсах и всё такое. Лишь один светловолосый мальчишка в каком-то модном пиджачке, а может и не в пиджачке, вероятно, у этой одежды какое-то другое название есть. Наконец краткое торжество завершилось и народ отправился по кабинетам.

Лёшка после летнего перерыва чуть было не оглох от поднявшегося гвалта. Как и положено в первый день, неразберихи было предостаточно, вот и его восьмому «Г» «повезло»: кабинет, обозначенный в расписании, оказался занят другим классом. Выяснение, кто не туда пришёл, решилось в их пользу, и ребята, ошибочно занявшие кабинет, стали выходить. Особо нетерпеливые из его класса ринулись занимать места, Лёшку слегка толкнули на створку двери. Та оказалась незакреплённой и шмякнулась от его толчка об стену, зазвенело разбитое стекло. Естественно, вокруг Лёшки образовалась тишина и пустота.

— Так, уже стёкла бьём! — услышал он взрослый голос из-за спины. На плечо легла рука. — Пройдите со мной, окажите любезность.

Лёшке даже понравилось, что к нему обратились так вежливо и, можно сказать, изысканно. Восторга от факта приглашения пройтись невесть куда он не испытал, но и спорить было глупо, так что пришлось топать вслед за черноволосой дамой в очках и в тёмном деловом костюме. Вскоре оправдались худшие его предчувствия — они остановились возле двери с табличкой «Завуч по воспитательной работе. Корнянская Л. М.». Лёшка никогда не испытывал трепета перед учителями, мог свободно общаться с директором школы, но завучей боялся по самым непостижимым причинам; так многие люди боятся безобидных ужей или мышей.

Корнянская Л. М. открыла дверь ключом и по-хозяйски прошла к единственному в помещении столу. Пришлось войти и встать неподалёку, садиться без приглашения он не стал.

— Ну рассказывайте.

— Что?

— Как вас угораздило стекло разбить?

— У нас с каким-то классом путаница возникла, они не в тот кабинет пришли. Ну они выходить стали, мы — входить. Меня толкнули. Я ж не знал, что сзади дверь.