— В последние годы во многих знатных семействах это и впрямь стало благим, я бы даже сказал — привычным делом: отыскать где-то на задворках королевства нищую ведьму с младенцем или на сносях и выкупить ребенка с Даром. Не сомневаюсь, делают это всевозможные князья и бароны вовсе не из жалости и любви к ближнему. О, барон Коэн будет безутешен! Но вовсе не от того, что его дочь едва не погибла и потеряла память.

— Каждый из нас — драгоценный сосуд Святого Источника, — тихо начал Эриний, но архимаг незамедлительно прервал его.

— Да, если драгоценен сосуд сам по себе. Но… вино либо скисло, либо пролито. Кому нужен пустой кувшин? Лучшее, на что теперь может рассчитывать "дочь" барона Коэна, это брак с каким-нибудь провинциальным рыцарем. Чей герб обветшал, еще когда его прадед махал мечом на турнирах.

— Грешно рассуждать так, Гвеллан! — признаться, равнодушие и едва ли не злорадство собеседника выводило Эриния из себя. — Что мы можем решить, не увидев девушку своими глазами и не выяснив деталей происшедшего? Возможно, ей повезет. И речь идет всего лишь о потере памяти, вызванной травмой головы. Тогда последствия пройдут сами собой спустя пару дней, от силы — неделю. Если же этого не произойдет…

* * * *

Теперь, когда городские ворота остались позади, карета катила быстрее. Ветер трепал занавеску, за окном мелькали перелески, возделанные поля, хутора, окруженные садами. Наконец дорога пошла вверх, вновь взбираясь в гору: там, за кованой оградой, простирался огромный парк. И над купами апельсиновых, лимонных и персиковых деревьев возвышались шпили башенок. Отсюда они казались почти игрушечными, словно девочки, попавшие сюда на обучение, так и не отучились играть в куклы.

— Осторожнее! Вот так, голову ей поддержите! За целительницей послали?

— Да, госпожа директриса, Латона сразу побежала, как только…

— Не болтай!

Перед моими глазами только колышущийся светлый силуэт и огоньки. Как будто зимний праздник и я украсила стены и окна гирляндами… Красиво, как же красиво тогда получилось! Только холодно. Да, тогда на улице был мороз, впервые за столько лет…

— Ее надо немедленно перенести в лазарет. Ей холодно лежать на каменном полу. Вы же слышите, что она говорит!

Все тот же незнакомый женский голос: распоряжается, приказывает и… дрожит, как будто от страха. Я пытаюсь чуть-чуть приподняться, чтобы рассмотреть стоящих возле меня. Но вижу только башмаки и подолы длинных юбок и сорочек — похоже, ради меня кого-то подняли с постели. Да нет, ерунда, мне просто мерещится. Это же врачи, а на них халаты. Иначе и быть не может: я провожу рукой по лицу и вижу кровь на ладони. И по бровям стекает что-то липкое, щекочет уголок губ. А в волосах… осколок стекла, еще один. Они со звяканьем падают на пол. Кто-то осторожно поддерживает меня, не позволяя заваливаться на камни.

Стены тут какие-то странные — грубая шероховатая кладка, как будто я в подвале. Шаги… гулкие, торопливые, все ближе и ближе… И вот уже чьи-то пальцы ощупывают мои плечи, шею, поднимаются к затылку.

— Все хорошо, деточка, все хорошо. Просто поранилась, — светлые волосы обрамляют доброе широкое лицо, похожее на сдобную булочку. — Ну-ка, выпей. Вот так, умница. Сейчас все пройдёт. К утру все и забудется.

— Как она здесь оказалась? — холодный властный голос директрисы дрожит от гнева. — Что примолкли? Языки проглотили?

Молчание длится. Секунду, другую. Я чувствую обволакивающий горьковатый вкус лекарства во рту, мне хочется спать. Спать, спать, завернуться в одеяло, прижать к себе плюшевого мишку. Пусть сегодня это будет Тоби. Боб же не обидится, я его рядом положу…

— Она сама сюда полезла! — запальчиво выкрикивает какая-то девица. — Она сама все затеяла, говорила, полнолуние сегодня. Уже поздно было, мы с Латоной ей сказали, чтоб не ходила!

Не ходила? Наверное, мне и вправду не стоило туда ходить. Я припарковала машину у кафе, потом пошла в торговый центр, и вот там… Но ласковая бархатистая тьма уже зовет меня к себе, уговаривает не тревожиться, поет мне колыбельную. А серебристая луна заглядывает в окно, подмигивает и тоже уверяет, что все будет хорошо. Ведь сегодня полнолуние…

* * * *

Я просыпаюсь с первыми лучами солнца и в первую минуту выдыхаю от облегчения — это просто больница. Светлые стены, кровать у стены, напротив еще одна. Только… да, кровати слишком широкие для клиники, и они из дерева. А в больнице, где я лежала три года назад, точно были железные. И окно такое странное — как будто удлиненная арка. Но, быть может, меня привезли в какую-то старую больницу? В Таверии ведь и такие остались. При монастырях уж точно.

Я пытаюсь ощупать свое лицо, но оно покрыто слоем жирной пахучей мази — и я тут же отдергиваю руку. А голова… да, перевязана. Конечно, а как же еще? Я упала и точно сильно разбилась. Ну а те женщины, которые говорили ночью в подвале про полнолуние, — померещилось. Просто бред. Я же головой ударилась. Еще легко отделалась, раз хоть помню, кто я.

Да, надо поднапрячься и попробовать восстановить картину. У меня травма головы, скорее всего, сотрясение мозга. Значит, ко мне скоро придет психиатр или кто-то еще в этом роде, станет проверять, не растеряла ли я последние мозги. И отвечать надо четко, я же не планирую здесь задерживаться: на работе точно убьют. Вчера… что я делала вчера?

…Подушка приятно холодит щеку, одеяло такое тонкое и мягкое, в высокое стрельчатое окно струился ласковый свет раннего утра — я глубоко вздыхаю и говорю себе: "Все, успокойся. Давай. С самого начала".

Какой обыденной кажется нам наша жизнь! Вот ты встаешь, принимаешь душ, спускаешься на лифте во двор, заводишь машину… Телефон начинает разрываться от звонков, когда до офиса остается еще пара кварталов. Где документы Аврелия Беоли? А копия метрики его племянника? И не могла бы я на секунду забежать в бухгалтерию, а потом тут же в кадры, чтобы все подписать? Да-да, конечно. На зеркале заднего вида болтается желтая фигурка лягушки, и я в который раз обещаю себе ее убрать, чтобы не мельтешила перед глазами. Ну а дальше… встретилась с тем самым Беоли, убедилась, что он — зануда, скряга и вообще индюк. Но свое мнение мне стоило оставить при себе.

Человек моей профессии всегда должен оставаться над схваткой — иначе зачем мы вообще нужны? Однако несговорчивость клиента зачастую означала, что шанс решить дело в досудебном порядке практически равен нулю. И намаявшись с Аврелием Беоли, я решила себя порадовать: в кафе напротив были превосходные пирожные, я неспешно листала меню, даже заказала какой-то салат. Нет, не какой-то, а мой самый любимый — с крупными обжаренными креветками. Любовалась бухтой, маленькими белыми корабликами, заходившими в порт, кофе потягивала…

…Когда врач спросит меня, как меня зовут и где я работаю, я отвечу ему без запинки: "Алесса Лиатрис, специалист по досудебному урегулированию конфликтов. Мне двадцать шесть. Осенью исполнится двадцать семь".