Единственное, чего я желала, чтобы все происходящее немедленно закончилось. Чтобы это существо испарилось, исчезло с лица земли.

   И голубоватая вязь заклинания сложилась сама собой, стягиваясь в одну ослепляющую точку. Пальцы пронзило колкое тепло. Вспышка, — и меня осыпала тяжелая груда мелкого тлена с остатками костей, а над головой чуть слышно прошелестел ветер, играя листьями вишневых деревьев.

   Так и ушла в мир Иной душа тетушки Айседоры, отпущенная на тот свет моей рукой.

   Я с трудом выбралась из навалившейся на меня кучи. Ноги, ватные и дрожащие, не слушались.

   Прах осел на волосы, тонким серым слоем лег на лицо. Тело трясло в лихорадке. Я кое-как отползла и, ничего не соображая, забилась в угол близстоящей беседки.

   Там меня, рыдающую от беспомощности и ужаса, и нашла гувернантка. Когда она увидела останки нежити на разложенном покрывале, то завизжала так громко, будто сама только что не стала жертвой восставшего мертвеца.

   Слово «некромантия» прозвучало на следующий день как гром среди ясного неба.

   Родители стояли у серой груды тлена, бывшей когда-то моей теткой, чье исчезновение из склепа уже успели обнаружить, и, онемевшие, выслушивали хмурого жреца Брианны, худого старика в выцветшей рясе.

   — Может, это ваш ритуал по упокоению не сразу набрал силу? — вежливо проговорила мать.

   Ее голос оставался спокоен, но глаза выдавали животный страх. Я стояла рядом чуть поодаль ни жива ни мертва.

   Даже в двенадцать лет я прекрасно понимала, что иметь врожденные способности к некромантии означало подписать себе смертный приговор.

   Никакой более вид магии так сильно не порицался в Рулевии. Для борьбы с носителями темного дара когда-то создали Инквизицию, и она до сих пор проводила публичные казни на главной площади столицы, сжигая пойманных ею некромантов.

   Служитель Брианны беззвучно пожевал высохшими от старости губами и посмотрел на меня, оценивая.

   Я производила впечатление хрупкого и чувствительного ребенка, в действительности и являясь им в свои двенадцать. Еще не девушка, а очень худенькая девочка с огромными глазами в темную зелень и пышной шапкой кудрявых волос, я совсем не походила на отвратительного монстра, коим простые обыватели в воображении обычно рисуют некроманта.

   — Это ошибка, — отрезал отец. — Вероятно, сработало какое-то старинное защитное заклинание семейного склепа. Наши предки чтили покой мертвых.

   Прежде чем старик ответил, отец быстро достал увесистый кошель и решительно сунул его в ладони служителя:

   — Древняя магия непредсказуема. Примите эту скромную плату за этот… бестолковый вызов.

   Служитель тяжело вздохнул. Словно нехотя убрал кошель в ветхую поясную сумку.

   — Конечно, господин Извич, вы абсолютно правы, древняя магия непредсказуема. В таком случае, думаю, мне придется раз в месяц за скромную плату проверять, как на склепе ведут себя… эти старинные заклинанья.

   Мать с облегчением кивнула, а в глазах отца на краткий миг зажглась ярость.

   Думаю, это был первый действенный шантаж в его жизни. Но он слишком меня любил, мой папа. Я была таким долгожданным и выстраданным ребенком, единственным, кого смогла выносить моя болезненная мать…

   Тетушку вернули в склеп, который вскорости запечатали, а Сэм Орул едва не получил второй инфаркт, узнав, что за участь посмертно досталась его обожаемой жене. Моя семья постаралась как можно скорее забыть о случившемся, словно негласное табу на упоминание о восстании тетушки Айседоры могло что-то изменить…

   Да, к счастью, никому бы и в голову не пришло всерьез подозревать во мне носителя темного дара. Но нельзя сказать, что я совсем не выделялась среди прочих отпрысков нашего круга.

   Для маменьки оказалось непросто признать, что в большинстве занятий, которые должны выходить у благородной девушки сами собой, я потерпела фиаско. Рукоделие раздражало, пальцы деревенели, едва я брала иголку и нитку, игра на пианино не давалась, и разве что танцевать я выучилась сносно.

   Точные и естественные науки, напротив, шли легко. Я часами решала математические уравнения, сидела над алхимическими зельями или читала очередные исследования о животных. Отец имел привычку при близких нам гостях удрученно качать головой и говорить, что боги даровали ему девчонку с умом мальчишки, но сам в глубине души искренне ликовал, и часто подбрасывал мне задачку-другую.

   Наше состояние позволяло мне обучаться на дому. Поэтому круг моего общения в детстве складывался из чад приятелей матери и отца, а также отпрысков прислуги.

   И мне, как единственному, и что уж тут, избалованному ребенку, позволялось слишком многое для дочери из высокородной семьи. Я могла, не накликав большого наказания, залезть на высокую старую яблоню и изорвать к немилостивому Вернису все платье, или же без спроса умчаться с мальчишками на заре ловить рыбу. Все это — нонсенс для воспитания девочки, единственной наследницы знатного рода.

   И пусть у меня не было никаких видимых наклонностей, которые могли бы повлечь за собой интерес к магии смерти, однако мой характер выделялся дотошностью и любопытством, отчасти поощряемые образом воспитания, которого придерживались родители.

   После происшествия с тетушкой и слов служителя Брианны, я очень хотела убедиться, что жрец в корне ошибался, заподозрив у меня и крупицу темного дара.

   Как у любого уважающего себя семейства, у нас имелась огромная библиотека, занимающая целый этаж северного крыла особняка. Я была ее завсегдатаем, и никто не обратил внимание, что через несколько дней после случившегося я засела за книги.

   Но и без этих книг я кое-что знала.

   Некромантов в Рулевии ненавидели и боялись. Их считали отбросами, недолюдьми, оскверненными по природе своей. Некромантия в глазах общества — некая патология, воплощение самого зла как оно есть. Носители темного дара представлялись обществу в образе полубезумных моральных и физических уродов. Ими пугали детей, истории про них рассказывали шепотом за закрытыми дверьми.

   Притом, мертвецы восставали регулярно. Такова реальность нашего мира — магия, насквозь пропитавшая землю и воды, стала как великим благом, пробуждающим природу, так и великим злом, вливающую жизнь в то, что должно остаться мертвым. Если что-то бередило несчастную душу и не давало спокойно уйти, она скреплялась с телом и мучила поначалу себя, а затем и тех, кто попался ей под руку.

   Жрецы богини жизни Брианны проводили специальные обряды над телами несчастно убиенных и самоубийц, которые предотвращали превращение умершего в нежить.

   Оживших мертвецов ловили и сжигали. Этим занималась Инквизиция, которая считала себя обязанной очистить мир от любого проявления скверны, будь то некромант или восставший труп.