– Я же не делаю ничего предосудительного, Элеонор. Поверь, я никогда не поставлю тебя в неловкое положение.

– Прекрати, – повторила я, отворачиваясь, но все еще чувствуя его прикосновение. Казалось, его пристальный взгляд прожигал мне спину.

В этот момент мать распахнула дверь.

– Мы тут уже чуть с ума не сошли, ожидая тебя. Где тебя носило? Твоя сестра чуть не умерла с голоду, а я, как тебе известно, не могу принимать лекарство на голодный желудок.

Она взяла у меня из рук второй пакет с продуктами, а я украдкой бросила взгляд на Глена, который лишь слегка пожал плечами в знак сочувствия.

Ева сидела в инвалидном кресле на остекленной веранде, где когда-то недолго стоял рояль. Когда мы жили на острове Эдисто, моим любимым занятием было сидеть за роялем рядом с отцом, чувствуя восхитительный запах моря и солнца, исходивший от него. Руки отца были обветренными, с кожей, загрубевшей от морских снастей и сетей для ловли креветок. Тем не менее пальцы его были на удивление изящны и обладали магической силой превращать ноты в полные жизни мелодии поразительной красоты. У него не было никакого музыкального образования, но он научил меня видеть музыку внутренним взором, чувствовать ее сердцем, и черные знаки на нотных листах рождали возвышающие душу звуки. Он покупал учебники, чтобы я могла научиться читать ноты, но его уроки дали мне гораздо больше для постижения красоты музыки. В то время как мать таскала Еву с одного конкурса красоты на другой, отец строил планы моего поступления в Джульярдскую музыкальную школу в Нью-Йорке.

Ева подняла на меня глаза.

– Привет, Элеонор. А мы уже начали думать, что ты вовсе не собираешься возвращаться домой.

Я сбросила жакет и повесила его на спинку стула, оставив ее язвительное замечание без ответа. Ведь я только об этом и думала, когда ехала из центра Чарльстона в древнем «Бьюике Регал» своей старой подруги и коллеги Люси Коакли, а потом тряслась в обшарпанном переполненном автобусе, который швыряло из стороны в сторону.

– Прошу прощения. Пришлось задержаться на работе.

Несмотря на все протесты Люси, я настояла на плате за то, что ей пришлось целых два часа ждать, пока я не закончу работу. Но об этом им тоже вовсе не следует знать.

Между бровями Евы появилась тоненькая морщинка.

– Тебе бы следовало намекнуть мистеру Бофейну, что следует оплачивать сверхурочную работу, если ты задерживаешься после пяти.

Я подумала о своем боссе, который был лишь немногим старше меня. Это был серьезный мужчина с серо-голубыми глазами и спокойными манерами. Он даже иногда приносил мне еду, когда я не успевала пообедать, и никогда не задавал лишних вопросов по поводу опозданий и ранних уходов. Мистер Бофейн был в курсе, что мне надо водить сестру по врачам, и, хотя я ровным счетом ничего не знала о его личной жизни, за исключением того, что он был разведен и воспитывал маленькую дочь, казалось, всегда с пониманием относился к моему вынужденному отсутствию.

– Спасибо за совет. Я непременно скажу ему об этом, – сказала я, старательно избегая встречаться взглядом с сестрой и поэтому вглядываясь в большое окно позади нее. Оттуда открывался вид на небольшой сад на заднем дворике, за которым когда-то любовно ухаживала мать, пока ее совсем не замучил артрит. С тех пор сад одичал, и, надо сказать, в таком виде он был мне больше по душе – мне нравились буйные побеги дикого винограда, которые обвивали погнутую и весьма потрепанную временем решетку беседки, отчаянно цепляясь за нее, словно дитя за юбку мачехи. Это была целая симфония неожиданных сочетаний цветов на заброшенных клумбах, которые, казалось, не имели права на существование – неухоженный сад рождал новые, доселе не слышанные аккорды. Когда я оказывалась посреди этого дикого великолепия, мне всегда чудилось, что я могу слышать музыку цветов и растений, полновластно царящих там.

Я снова перевела взгляд на бледное лицо сестры с совершенными чертами и увидела, как она подняла подбородок, чтобы Глен мог коснуться ее губ. Ее изящная ручка с золотым кольцом на безымянном пальце цепко держала его руку. Она напоминала фарфоровую куклу – белоснежная кожа, фиалковые глаза, иссиня-черные волосы, точь-в-точь как были когда-то у нашей матери, длинные тонкие ноги и руки. На ней было бледно-лиловое шелковое домашнее платье, переделанное самой Евой из платьев, в которых она когда-то участвовала в конкурсах красоты, оттеняющее ее удивительные глаза и нежную кожу. При встрече с ней многие видели лишь необыкновенную красоту, по злой иронии судьбы прикованную к инвалидному креслу, тонкие лодыжки и бесполезные неподвижные ноги. Но это была лишь завеса, не позволяющая им разглядеть железную решимость во взгляде и непреклонный характер, не умеющий прощать.

Возможно, я видела все это лишь потому, что мне позволяли видеть. Мать скрылась на кухне, продолжая ворчать.

– Еве надо искупаться на ночь. У нее весь день болела голова, и, думаю, ей не помешает массаж, который ты так хорошо умеешь делать.

Я последовала за ней на кухню, на ходу закатывая рукава. У меня не было времени переодеться, и оставалось надеяться, что запах жареной курицы не пропитает мой деловой костюм. У меня были две добротные юбки, и я меняла их в разных сочетаниях с пятью блузками. Было сложно представить, что запах пережаренного жира будет благосклонно воспринят коллегами из инвестиционной компании «Бофейн и партнеры».

Я принялась смешивать муку, соль и яйца для кляра, а мама в это время мыла в облупленной фарфоровой раковине цыпленка. Я тихо напевала про себя, пытаясь выдержать ритм симфонии, которая, казалось, всегда играла у меня в голове. Мать выключила кран. Она вытирала цыпленка бумажным полотенцем и казалась полностью поглощенной этим занятием.

– А ты сегодня разве не играешь у Пита?

Обмакнуть, встряхнуть, повернуть. Я сосредоточилась на процессе покрывания курицы кляром в надежде скрыть легкую дрожь в руках.

– Почему-то Пит сегодня не позвонил. Думаю, они нашли другого пианиста, который может приходить регулярнее. Кроме того, надо искупать Еву.

На сковородке зашипел жир, мать отбросила с лица волнистую прядь седеющих волос. Был лишь конец мая, но знойное чарльстонское лето уже заявляло свои права, пытаясь задушить город в своих жарких объятиях.

– Элеонор, а с каких это пор ты ждешь его звонка? Просто приди и поиграй пару часов. Ведь он неплохо платит. Поможешь Еве принять ванну с утра, до того, как уйдешь на работу.

Я вытерла лоб рукой, пытаясь смахнуть капельки пота.

– Я действительно устала сегодня, мама. Не знаю, стоит ли идти туда.

Ее молчание было красноречивее всяких слов. Оно словно кричало, напоминая о том жарком лете четырнадцать лет назад, когда я убила все ее мечты.

– Ты же можешь взять такси, – сказала она не допускающим возражений тоном, словно уже победила меня в этом споре, и, если честно, так оно и было.

Обмакнуть, встряхнуть, повернуть.