– Ну, стоит-то сколько?

– Таня, помнишь, ты в прошлый раз, когда я у тебя была, одной клиентке баночку крема продавала в таком блестящем мешочке с бантиком?

– Ну, да. Это хорошая, дорогая маска. 50 граммов.

– А это платье – вдвое дешевле крема. Даже с доставкой.

– Ты смеешься?

– Тань, я всегда говорю правду. Сейчас брендовая одежда – признак дурного вкуса. Так что я – вся из себя, – и приехала к тебе, чтобы ты меня чуть-чуть подмазала. Знаешь, не только ты меня годами в джинсах видишь, но и мой муж. Хочу ему сегодня понравиться, может, даже в кино приглашу. В театр он не пойдет.

– Почему?

– Водила его пару раз. Модные спектакли, артисты ничего, но Темка оба раза пытался сначала уйти, потом уснуть... Говорит, даже он не смог бы так плохо притворяться.

– Умный он слишком, – улыбнулась Таня. – Какой театр? Вы, наверное, и по выходным теоремы какие-нибудь доказываете.

– Нет, – Юлины темные глаза под каштановой челкой ласково осветили узкое, аккуратное лицо с детским вздернутым носиком. – Он мультики смотрит по субботам и воскресеньям. И комедии Гайдая. Одни и те же. Он так отдыхает.

– Я всегда говорю: мужики – вечные дети, – заключила Таня. – Ты иди, устаивайся перед зеркалом, я кофе сварю. Бутерброд съешь?

– Не стоит. Ирина Ивановна в пятницу всегда сложный ужин готовит и обязательно шарлотку. Половину съедаю я.

– Со свекровью тебе повезло еще больше, чем с мужем. Не то, что мне: ни с ним, ни с ней.

Юля прошла в спальню Тани, которая являлась и ее рабочим кабинетом. Лет пять назад они обе закончили филфак пединститута. Юля с красным дипломом. Сейчас она работала в небольшой фирме по дизайну интерьеров, подруга Таня стала довольно востребованным визажистом, кормилицей семьи, состоящей из мужа-бюджетника и дочки-первоклассницы. По пятницам девочку забирала свекровь и, как в воскресенье вечером рассказывала Дианка, два дня причитала над ней: «Что ж у тебя за мать такая: на работу не ходит, за тобой и папой не смотрит».

...Минут через сорок они уже все обсудили, придумали выход из всех своих проблем, что-то вспомнили, над кем-то с удовольствием посмеялись... Юля внимательно посмотрела на себя в зеркало. Как это у Тани получается? Макияж вроде бы совсем незаметен. Только Юлино неброское, неяркое лицо стало совсем другим – в нем появились загадка, женственная прелесть и даже легкое высокомерие красивой женщины, каковой Юля себя вовсе не считала.

– Богиня, – подмигнула ее отражению Таня.

– Главное, чтобы Темка увидел меня до того, как я умоюсь, – рассмеялась Юля и заторопилась домой. У них было не принято опаздывать к ужину.

Она влетела в квартиру и в прихожей наткнулась на встревоженный взгляд свекрови Ирины Ивановны.

– Артема нет? – сразу поняла Юля.

– Да. И почему-то телефон недоступен.

С Юлиного лица слетело парадное выражение.

– Может, он задержался на работе?

– Я звонила. Он ушел.

– Телефон мог разрядиться, – пробормотала Юля и тут же радостно повернулась на звук открываемой входной двери. – Артем! Мы уже волновались...

Она растерянно замолчала, увидев его. Он выглядел очень странно: весь в снегу, под глазами красные пятна, как будто он долго был на морозе.

– Я потерял очки, – сказал Артем. – Решил прогуляться до метро через парк, сошел с дорожки, споткнулся о какую-то корягу, упал... Знаете, я их искал, от снега, наверное, ничего не видел.

– У тебя не отвечал телефон, – сказала Ирина Ивановна.

– Наверное, разрядился аккумулятор... Мама, я набрал в ботинки снега, замерз. Я сразу в ванную пойду, согреюсь.

– Да, конечно. Я тебе приготовлю глинтвейн, – сказала ему вслед Ирина Ивановна и посмотрела на Юлю: – Тебе не кажется, что он заболел?

– Кажется, – жалобно сказала та. Ее эмоции по отношению к мужу всегда были острыми, требующими действия.

Они накрыли на стол, сели и молча ждали, пока в столовую войдет Артем. Он сел, мать придвинула к нему высокую кружку дымящегося глинтвейна. Он сделал несколько жадных глотков, улыбнулся.

– Ну, наконец, я дома. Честное слово, страшно там стало.

– Сколько раз я тебе говорила, что мне не нравятся твои хождения через парк, – назидательно сказала Ирина Ивановна. – Особенно зимой, когда так темно... С твоим зрением. Вот, очки потерял.

– Ну, это не самое страшное, – белозубо улыбнулась Юля. – Очки он потерял. А я так старалась! Да вы посмотрите на меня!

Она встала из-за стола, подняла над головой руки, как кукла-балерина, и покрутилась перед ними в своем бирюзовом платье.

Артем смотрел на нее, как всегда, восхищаясь, хотел что-то сказать, но тут его взгляд упал на высокий разрез, на тонкую ногу, которая казалась обнаженной почти до бедра... Дальше он изо всех сил попытался остановить поток ярких видеокадров: голые ноги на снегу, рот, завязанный шарфом, огромные глаза, полные муки и боли, алое пятно на светлом свитере... Голова закружилась. « Мне плохо», – выдохнул он, вцепившись руками в стол. Юля и мать бросились к нему.

Это была самая тяжелая ночь в его жизни. Артему удалось вечером остановить мать, которая рвалась вызвать «Скорую», затем он послушно лег в постель, глотал лекарства, теплое питье, терпел грелки и компрессы... Он выносил хлопоты матери и жены и не мог дождаться, когда, наконец, погаснет свет и его оставят в покое. В темноте он вздохнул с некоторым облегчением, потом напряженно ждал, пока Юля уснет рядом... И тут началось самое страшное. Артем понял, что там, в парке, его сознание и восприятие были притуплены невероятностью происходящего. Сейчас он восстанавливал события по деталям, секундам. Его мозг ученого принимал условия и выдавал ответ: он видел живую девушку, ее насильников, он не помешал убийству. Для того, чтобы с этим жить как прежде, нужно что-то сделать с эмоциями, надо отодвинуть подальше хотя бы на время все правила своей жизни. Принципы порядочного человека. Так получилось, он был бессилен, ничего уже не поправишь, можно только бежать. Бежать из этого кошмара в свою упорядоченную, защищенную жизнь на другом краю... И это единственно верное решение, только... Только бы эту ночь пережить, пройти, оставить позади. Всего одну ночь. Артем привык считать, что умеет подчинять себе время.

Но как же она его терзала, эта ночь. Сколько раз он вновь прошелся по той аллее. Еще ничего не произошло. Еще можно поменять условия, – казалось его воспаленному мозгу. Пройти мимо. Не повернуть головы. Не увидеть. Господи боже мой, у него же зрение минус пять... Но условия не менялись. Он видел все еще более отчетливо, чем тогда. Три мужские фигуры. Одна спина в коричневой дубленке – широкая, массивная. Другой стоял в профиль в синей куртке: что-то подтягивал и застегивал, он показался ему худым. Лицо... Тогда оно было просто белым пятном. Сейчас, при невероятном напряжении нервов и мыслей, Артему удалось вспомнить удлиненную физиономию, кажется, с усами... Третий стоял лицом к нему. И почему-то именно его облик ускользает. Конечно, он сохранился в каком-то уголке памяти, просто не получается его найти. Так бывает, когда голова переполнена документами, сводками, цифрами, а ему нужно отыскать во всем этом какую-то короткую, именно сейчас необходимую таблицу... Он в таких случаях обычно старается расслабиться, думать о какой-нибудь ерунде: скажем, какой свитер надеть утром на пробежку. Потом провалиться в сон на пару часов, проснуться с ясной головой и нужной таблицей перед внутренним взором.