— Находка? — переспросила Нэнси, в которой постепенно росло любопытство.

— Был такой художник, Люсьен Болье. Он жил и работал в Новом Орлеане, десять лет назад он умер, — начал свой рассказ Брайен. Машина свернула с шоссе на боковую дорогу. — Он очень известен в Новом Орлеане. Он рисовал виды города, портреты его жителей и все в таком роде. Но вам ни за что не угадать, что недавно было найдено! Портрет моей мамы, который он написал, вот что! Нэнси удивленно приподняла брови. Они с Недом переглянулись. Нэнси припомнила, как Нед однажды сказал ей, что мама Брайена умерла, к тому же при весьма загадочных обстоятельствах.

— Твоей мамы? — неуверенно переспросил Нед.

— Да, — ответил Брайен и затем прибавил: — Только очень жаль, что не мой папа нашел этот портрет. Он бы все за него отдал. А обнаружил портрет Уоррен Тайлер, троюродный брат моего отца. Как раз к нему мы сейчас и едем. Я должен заехать за отцом по дороге домой, и можно, воспользовавшись случаем, посмотреть портрет.

Дальше они ехали молча, и Нэнси размышляла о только что сказанном. Ее удивляло одно: Уоррен Тайлер и мистер Ситон были троюродными братьями. А если так, то почему Тайлер не отдает портрет отцу Брайена? Ведь наверняка он понимает, как много значит этот портрет для семьи Ситонов. Но прежде всего ее интересовал вопрос: как вообще он оказался у мистера Тайлера?

Голос Брайена вывел ее из задумчивости:

— Вот мы и приехали.

Уоррен Тайлер жил в большом доме, построенном еще в начале века в модном для того времени архитектурном стиле. Дом неплохо сохранился, только кое-где на фасаде облупилась краска. Брайен припарковал машину, а затем провел друзей по широкой лестнице. Они вошли, не постучавшись.

С порога друзья услышали из гостиной громкие сердитые голоса. Но как только Брайен крикнул: «Папа, привет!» — голоса немедленно стихли.

В прихожую вошел высокий мужчина. Он взглянул на часы и ворчливо произнес:

— Ты задержался!

— В аэропорту была тьма народу. — Видно было, что Брайену неловко перед друзьями за подобный прием, но он твердо продолжал: — Папа, я хочу тебе представить Неда Никерсона, Нэнси Дру, Бесс Марвин и Джорджи Фейн. Знакомьтесь, это мой отец, Бартоломью Ситон.

Мистер Ситон обменялся кратким рукопожатием с Недом и кивнул девушкам. Это был крупный, слегка полноватый, импозантный мужчина. На нем был ладно пригнанный костюм-тройка, бросалась в глаза его безукоризненная стрижка, и вообще он имел очень холеный вид. Но у Нэнси сложилось собственное впечатление. «В жизни не видела более мрачного типа», — подумала она и в глубине души даже пожалела Брайена.

В этот момент вслед за мистером Ситоном в прихожую вошел другой человек. Отец Брайена не потрудился представить его гостям, и Нэнси сразу поняла, что отношения между этими двумя господами весьма натянутые. К тому же она отметила, что лицо второго было все еще нахмуренным.

Брайен познакомил вошедшего с Недом и девушками. Первая догадка Нэнси подтвердилась — это был Уоррен Тайлер. На вид он был сверстником мистера Ситона, лет сорока пяти. Но уже заметно облысел и, кроме того, вовсе не был одет с иголочки, как мистер Ситон.

— Нам стало известно, что в вашем доме хранится изумительная находка, — произнесла Нэнси, приветливо улыбаясь хозяину дома. — Находка, которая так всех волнует.

Тайлер удивленно посмотрел на нее и ответил:

— Слухами земля полнится. Но «волнует» — это не то слово, которое может быть применено к моей находке.

— Разве что в ироничном смысле, — саркастически заметил отец Брайена.

Бесс нервно откашлялась и спросила:

— Можно нам взглянуть на эту картину, мистер Тайлер? У нее такая интересная история!

Друзьям показалось, что Уоррен Тайлер чуточку смягчился. Он улыбнулся Бесс и кивнул:

— Конечно, можно. Брайен, ты знаешь, где висит картина. Пойди покажи ее своим друзьям.

Брайен провел Нэнси и ее приятелей в гостиную с высоким потолком. В глубине комнаты над мраморным камином висел портрет в роскошной резной раме.

Брайен повернул выключатель, и потоки света с разных сторон хлынули на открывшееся их взорам полотно. Нэнси и ее спутники стояли перед картиной пораженные.

— Это и есть тот портрет, — взволнованно сказал Брайен, — «Грезы Даниэль» — так его назвал художник.

Нэнси, как завороженная, разглядывала творение местного художника. Она чувствовала, что другие испытывают то же самое. Картина в самом деле оказалась превосходна. Это был портрет женщины. Художник изобразил ее посередине лужайки, заросшей полевыми цветами. На заднем плане виднелось деревянное строение, покрашенное в оранжевый цвет. Женщина стояла на коленях, утопая в цветах. Ей было лет тридцать, может, чуть больше. Черные длинные волосы ниспадали с ее плеч, подобно струям водопада. На губах женщины играла улыбка. И вместе с тем во всем ее облике ощущалось что-то хрупкое и призрачное.

Особенно приковывало внимание ее лицо. Дело было не только в его красоте. В чертах лица проступала какая-то загадка. В нем скрывались затаенная грусть и боль. Художник точно уловил внутреннее состояние модели и передал его в выражении темных глаз, устремленном куда-то вдаль взоре. Он сумел потрясающезапечатлеть смешение чувств, по всей вероятности, владевших женщиной, — борьбу отчаяния и надежды.

Да, облик женщины, в которой красота сочеталась с призрачной мечтой о чем-то только ей понятном, действительно завораживал. Он был окутан тайной. «Грезы Даниэль» что-то скрывали. Нэнси странным образом чувствовала, как эта загадка взывает к ней.

— И эта женщина — твоя мама? — спросила она Брайена. Он кивнул.

— Она очень красивая, — сказала Нэнси. — Потрясающе красивая.

Брайен вздохнул.

— Так обидно, что я ее почти не помню. Она умерла пятнадцать лет назад, когда мне было всего четыре года. Так, вспоминаются отдельные моменты, но только урывками, целого впечатления о ней у меня не осталось.

Нэнси кивнула. Кто-кто, а она хорошо понимала Брайена. Мама Нэнси умерла тоже пятнадцать лет назад, когда девочке было три года. Ее воспитывали папа и старая служанка, давно ставшая членом семьи Дру, Ханна Груин. Но иногда Нэнси очень хотелось восстановить в памяти образ мамы. Вот почему переживания Брайена были ей так близки и понятны.

— Мой отец не оставил в доме ни одной маминой фотографии, ни одного ее изображения, — продолжал Брайен. — Ее смерть так на него подействовала, что он спрятал все до единой ее фотографии. Так и не сказал мне, куда. Многие считают, что это уж слишком, но я могу понять, что он тогда испытывал. Теперь-то он, наверное, сожалеет, что так поступил в то время. Ион действительно безумно хочет взять себе этот портрет. Он бы с огромным удовольствием купил его у Уоррена.

— А почему мистер Тайлер не хочет продать его твоему папе? — спросила Джорджи.