Все вышесказанное позволяет рассматривать интернет-проект «Я помню» и его производные — книги серии «Я дрался…» — как часть работы по созданию коллекции интервью с ветеранами Великой Отечественной войны. Проект был инициирован мной в 2000 году как частная инициатива. Впоследствии он получил поддержку Федерального агентства по печати и издательства «Яуза». На сегодняшний день собрано порядка 600 интервью, что, конечно, очень мало, учитывая, что только на территории России живы еще порядка миллиона ветеранов войны. Нужна ваша помощь.

Артем Драбкин

(интервью Артема Драбкина)

Перед войной я жил в городе Электросталь, там окончил школу и поступил на завод работать электромонтером. В начале 1941 года я подал рапорт и был зачислен в инженерное автомобильно-техническое училище, располагавшееся рядом с городом Горький, в Гороховецких лагерях. Там война меня и застала.

Поначалу, как я уже сказал, училище было автомобильно-техническим. Учеба начиналась с езды на велосипеде. Кто не умел — должен освоить. Сдавший практическую езду пересаживался на мотоцикл, а уже с него на ГАЗ-АА и ЗИС-5. На них проходили практику вождения. Помню, стартером пользоваться не разрешали: заглохло — вылезай, крути ручку. В 1942 году наше училище реорганизовали в танковое. Пришлось проходить отборочную комиссию. Не могу сказать, что отбор был строгий: руки, ноги, голова есть — годен. Я вот, например, высокого роста. Меня уже после войны спрашивали: «Как ты в танк-то залезал?» — а я говорю: «Есть такая присказка: „Были у деда пчелы как волы. — Да как же они в улей лезли? — Как? Пищали, но лезли“». Вот так и я — пищал, но лез. Ничего не сделаешь — война! Из нашего училища всего человек 7 или 8 перевели в другое автомобильно-техническое училище.

Мы, конечно, сразу стали проситься на фронт — сидеть дальше за партой не хотелось. Начальник училища генерал Раевский говорил: «Все вы проситесь на фронт… Ну что? Ну приедешь и в крайнем случае будешь заряжающим. Что ты сможешь сделать? А окончив училище, вы будете командирами. Сможете грамотно воевать. Уже столько проучились, уже почти готовые офицеры, а вы хотите уходить!» Начальник политотдела подполковник Прохоров и другие офицеры поговорили с курсантами, и мы остались.

Учили нас так себе. Изучали мы танки Т-26, БТ-5, БТ-7, Т-37, Т-38. Практики вождения давали мало. Стрельбы тоже. Большую часть времени мы отрабатывали тактику взвода и роты «пешими по-танковому». Училище было переведено в город Ветлугу Горьковской области. Зима. Место не оборудовано. Сделали «столовую»: на улице поставили столы, на них замороженный хлеб. Русский человек выносливый, может горы своротить… Снегу — по грудь. Мороз, а мы в шинелях и буденовках. Меня, как самого рослого, пускали впереди прокладывать дорогу. Мы поначалу завидовали тем, у кого сапоги были, а потом перестали — снег за голенища попадает и тает, а у кого ботинки с обмотками — ноги сухие. Тяжело было! Но кормили хорошо, курсантский паек выдерживался. Масло сливочное было. Люди не пухли, люди были здоровые, болеть почти никто не болел, несмотря на то, что в таких тяжелых условиях учились. Можно было подработать в колхозе. Пару бревен отвезешь — тебе дадут картошки.

Это училище я окончил в начале июня 1943 года. Был организован маленький вечер, и нас, 9-ю, 10-ю роты, посадили в вагоны — и на фронт. Тех, кто выпускался перед нами, направили на заводы получать технику, а нас направили сразу на фронт. Готовилось сражение на Орловско-Курской дуге. Техника была, но не хватало людей. И вот так, прямо из училища, я попал на фронт в Уральский добровольческий танковый корпус. Ехали через Москву. Мои родители жили в городе Электросталь, и домой я не мог заехать, а к дяде, который жил в Москве, забежал. Я тогда разбил часы, и дядя снял мои часы с руки, забрал себе, а взамен дал мне другие: «Возьми, Павел. Я уходил в армию с ними — вернулся, мой брат уходил в армию, я ему их давал, — вернулся. Теперь я их тебе дарю. Возвращайся».

Приехали мы под Москву в 244-ю, впоследствии 63-ю гвардейскую бригаду. Я оказался во 2-м танковом батальоне, командовал им Пупков Иван, а Сашка Сидельников был моим командиром роты. Приняли экипажи, и нас направили в Морилово. Я стал командиром танка — сразу на взвод меня не поставили, потому что я только из училища был. Молодой, никакого опыта, ничего!

В первом экипаже заряжающим был Вася Лежнев, механиком-водителем Витя Кожевников, радиста не помню… Первый бой? Какое-то было непонятное состояние. Знал, что будут вражеские танки, что надо их подбивать, двигаться вперед, что нужно делать все, чтобы победить. Помню, как подбил самоходку, — попал с близкого расстояния… Мы освободили Волохов, Карачев и Брянск. После этого нас вывели на переформирование в брянские леса, где мы очень долго стояли. Там мы стали гвардейцами, нам вручили гвардейское знамя, и всем — гвардейские значки. Почти в два раза повысили оклады! Много ребят было награждено орденами и медалями. Я за эту операцию награжден не был, но для меня был дорог гвардейский значок.

В те дни все бригады доложили в те города, от которых они формировались, о том, что они с честью выполняют свой долг. К нам в брянские леса приехали делегации. В Челябинскую бригаду прибыла делегация из Челябинска, в Свердловскую бригаду — свердловская, в Молотовскую бригаду — молотовская делегация. Привезли нам подарки. Каждому вручили небольшой ящичек, а там махорка, варежки, носки, носовые платочки. И в каждом ящичке была маленькая бутылочка. В моем ящичке была записочка: «Пишет ученица 3-го класса. Дядя воин, я посылаю вам эту посылку. Связала носки, варежки, взяла у мамы 100 рублей, купила махорки, высылаю вам эту посылочку. Быстрее уничтожайте немцев, нам надоела такая жизнь…»

Помню, мы хулиганили. Нашли немецкие снаряды. В гильзе был порох длинными макаронинами. Его с одной стороны зажжешь, с другой зажмешь ногой, а потом, как отпустишь, он летит, свистит. Ребята говорят: «Давай катюши делать!» — «Как?» — «Снаряд выбросим, выроем яму, опустим туда эту гильзу, к ней проложим пороховую дорожку». Сделали мы четыре ямы, положили гильзы. Командир бригады подходит: «Что вы делаете?» А мы только подожгли дорожки. Как эти гильзы полыхнули! Пламя выше деревьев! «Макаронины» эти с воем разлетелись. Командир на меня: «Это ты сделал!..» Но обошлось. Кроме того, ходили на танцы… Но служба есть служба, развлекаться старались так, чтобы поменьше было разговоров. Готовили личный состав к боям. Пополнение к нам приходило истощенное. Бывало, на себя два автомата вешаешь, только чтобы они могли идти! Много ребят пришло из сел. Они привыкли хлеб и картошку есть, а у нас был рацион. Сначала им было трудно, они ходили на кухню: собирали очистки и варили их, но потом привыкли.

В начале 1944-го вступили в бои под Каменецк-Подольском. Помню, на окраине населенного пункта в капонире стоял немецкий танк «тигр». Получилось так, что я шел прямо против него. T-VI намного отличался от нашей машины. Наша машина превосходная, но у них был сделан электрический пуск пушки и пулеметов, поворот башни… А у нас командир машины был как работник цирка. Правой рукой он поворачивал башню, левой рукой пушку. Стоишь фактически на левой ноге, а правая на ножном механическом спуске, и кроме того, ей же тыкаешь механика-водителя — вправо, влево, по голове — короткая. Идешь, тебя вот так трясет: кусочек неба, кусочек земли. А механический спуск — это же система рычагов. Пока эти рычаги сработают — цель уже ушла. А у немцев все было электрическое! К тому же «тигр» мог пробить нашу «тридцатьчетверку» с дистанции полтора километра. А у нас же стояла 76-мм пушка. Мы могли поражать немецкие танки типа «тигр» на расстоянии 400–500 метров. Я шел, маневрируя туда-сюда этаким зигзагом: мы с механиком-водителем эту систему еще раньше отрабатывали. Когда я подошел на близкое расстояние, механику по голове: «Короткая!» «Тигр» начал разворачиваться — хотел уходить — и подставил нам борт! Я произвел выстрел, вижу, что мой снаряд попал, немецкий танк загорелся. Тогда я прекратил стрельбу. Думаю: «Пойду дальше». Но, оказывается, мой снаряд попал в трансмиссионное отделение. Немцы этим моментом воспользовались, развернули пушку и произвели выстрел по моей машине. Снаряд попал нам в правую сторону под башню: заряжающего разорвало на куски, радисту снесло голову… У механика-водителя люк на защелках был приоткрыт. Он крышку открыл и выскочил. Я тоже попытался выскочить, но мой люк был закрыт. Открыл — тут же возникла тяга, и пламя потянулось ко мне. От танкошлемов идет четырехжильный провод к радиостанции и ТПУ. Я выскакиваю, а выдернуть фишку из гнезда забыл, и меня сдернуло обратно в горящий танк… Потом я не помню, как выскочил, что, где… Каким-то образом мне удалось отбежать метров на тридцать, и тут сдетонировала боеукладка… Ничего не слышу, выговорить ничего не могу! Меня даже не царапнуло, только контузило… Пришел в себя в медсанбате, где пролечился дней десять. Тут уже начал немножко говорить и слышать. За этот бой я был награжден орденом Красной Звезды.