Мужчина о чем-то просил… Нет, к такому лицу больше подошло бы другое выражение: молил о чем-то. Женщина, едва разжимая губы, «выплюнула» ему в лицо что-то злое, выдернула руку и оттолкнула его от себя. Тот выскочил из ложи, едва не опрокинув кресла, и захлопнул дверь. Надо же, занавес не поднят, а представление уже началось. Я оглянулась по сторонам: похоже, происшествия никто не заметил. Ну да ладно, я на отдыхе, не мое это дело. Надеюсь, они уже окончательно разобрались и не будут мне мешать насладиться зрелищем. Или подремать. В общем, отдохнуть, как получится.

Прозвенел последний звонок, свет стал медленно гаснуть, и занавес поднялся, открывая взору зрителей причудливые очертания какого-то сооружения, представляющего собой помесь паланкина и непрозрачной клетки — ларца. Послышалась волшебная музыка. Может, Моцарт, а может, и нет, это было неважно — всех поглотила атмосфера таинственного действа. Я расслабилась и… чуть не стукнулась головой о бортик ограждения. Нет, ну не для меня театр вообще! Даже не заметила, как заснула. Хорошо хоть одна в ложе сижу, а то конфуз получился бы.

Я собрала всю свою волю в кулак и вперила взгляд на сцену, где горели, мигали, шипели огоньки и танцевали какие-то длинноногие феи в перьях на голом теле. Узнать бы, про что хоть действие, может, тогда бы мне стало интересно. А программку я не сообразила купить. Ух ты! Не успела я подумать про программку, как мне на голову спикировал белый плотненький листочек. Спасибо соседям из верхней ложи.

Шлеп! Мне чуть ли не на голову оттуда же свалился бинокль. Ничего себе! Заснули они там, что ли? Раззявы, так ведь зашибить человека до смерти недолго. Я наклонилась и подобрала бинокль, он почему-то оказался влажным.

Дождь там, что ли, идет? Я поднесла руку к глазам и чуть не заорала на весь зрительный зал: моя ладонь была в чем-то красном. Кровь?! «Глупости, Таня, при чем тут кровь. Мерещится тебе всякое, возьми себя в руки», — мысленно рявкнула я самой себе. И взяла. А что, я такая. Теперь надо было прояснить ситуацию.

Быстренько я поднялась на этаж выше по боковой лестнице и рванула дверь той самой ложи на себя. Ну точно, зараза, дрыхнет! В кресле, склонив голову набок, дремала давешняя блондинка. Ну я тебе сейчас устрою! Подскочив к красотке, я дернула ее за плечо. Женщина как-то странно осела — словно сложилась пополам. Я наклонилась и увидела темное пятно, медленно расплывающееся вокруг торчащего из ее груди ножа. Это было последнее, что я успела заметить. За моей спиной мелькнула тень, а потом что-то с силой опустилось мне на голову.

Яркий свет привел меня в чувство. Приоткрыв глаза, я увидела вокруг себя плотное кольцо зрителей. Рядом возились люди в белых халатах, а в руке у меня был зажат нож. «Опять заснула, — пронеслось в моей голове. — Пора завязывать с театрами». Через пару секунд я убедилась, что это вовсе не кошмарный сон. Это просто кошмар. Я лежала на полу театральной ложи, в луже крови, с орудием убийства в руке. А рядом лежал труп той самой блондинки. Вокруг меня стояла толпа зрителей, жадно разглядывающих происходящее. И каждый был твердо уверен, что убийца — я. Да, посетила театр, дома мне не сиделось.

Ко мне подскочил какой-то молоденький милиционерик. Огромная фуражка то и дело сваливалась с его головы, а тощий кадык жалко выпирал из воротника форменной рубашки. Он что-то пробормотал, и через секунду на моих запястьях щелкнули наручники. Двое парней в защитной форме быстренько поволокли меня под белы рученьки к выходу, на виду у всего бомонда Тарасова. Сходила, напомнила о себе… Да лучше б я голая с парашютом на Немецкой улице приземлилась, пользы было бы больше.

Я злилась все сильнее и сильнее: на себя, на эту блондинку, а главное, на того, кто все это сотворил. Ну надо же, меня подставили, как простого обывателя. Нет, тут он, гад, просчитался! Я далеко не рядовой обыватель. Я даже детектив не средний, я очень хороший детектив! Но и это не самое главное. Самое главное в том, что я стерва и ведьма. И так меня называют не зря. И называют меня так не бойскауты какие-то, а крутые мужики. В Тарасове каждая криминальная собака знает Таню Иванову, частного детектива. Так нагло подставить меня… это уже слишком. И теперь, пока я этого типа не найду, я не успокоюсь. Вот какими мыслями была занята моя голова, пока двое дюжих мужичков тащили меня к машине, любовно называемой в народе воронком. Дверь с зарешеченными окнами, захлопнувшаяся за мной, словно отрезала меня от всего мира. В машине было темно и противно, волна паники накрыла меня с головой.

Стоп. Ну-ка, Таня, Татьяна, соберись. Сейчас первым делом нужно дозвониться Кире, он что-нибудь придумает. Слава богу, есть у меня друзья в этих самых внутренних органах. Машина остановилась, резко затормозив, и я в очередной раз стукнулась головой о железную обшивку. Голова гудела, что телеграфный столб, хотелось разреветься или заорать во всю глотку. Но сейчас никак нельзя было этого делать. Сейчас нужно было как-нибудь уговорить худосочного лейтенанта дать мне позвонить. Разревусь — морда от слез распухнет, буду некрасивая. Как тогда удастся его обаять? Скандалить буду — могут и дубинкой огреть. Еще больше разозлятся и уж тогда точно не дадут позвонить.

Меня вывели из машины, подтолкнули к воротам и завели в помещение, похожее на камеру. Наверное, следственный изолятор. Не знаю, в таких местах мне еще бывать не приходилось. Надеюсь, что это — первый и последний раз. Заморыш-милиционер посадил меня в углу на грязный табурет, а сам что-то записал в журнале, лежащем на тумбочке.

— Фамилия?

— Чья? — с удивлением спросила я.

— Свою я знаю. Твоя! — рявкнул заморыш. При его-то комплекции какой басок, кто б мог подумать.

— Извините, задумалась, — я выдавила из себя жалкую, испуганную улыбку. Пусть думает, что мне очень страшно, лишь бы дал позвонить. — Татьяна Иванова. Иванова.

— Адрес.

Я быстренько оттарабанила адрес своей квартиры и другие паспортные данные.

— Простите, вы не разрешите мне позвонить? Родители очень будут волноваться, — с легкой дрожью в голосе спросила я. — Только один звонок.

— Вот сейчас расскажешь, как убила, так сразу и позвонишь, — ответил милиционерик.

— Я все-все расскажу, только разрешите позвонить, у меня мама старенькая, у нее сердце больное, — зашмыгала я носом, глаза сделались мокрыми, и слезы градом покатились по щекам. Да, если бы я не любила свою работу, пошла бы работать в театр, хоть я его и не люблю. Какая актриса пропадает!

Мужик, в форме он или без нее, все-таки остается мужиком. Тем более если его просит о чем-то красивая женщина. Куда б он делся от такой неземной красоты? Конечно же, я позвонила не маме с папой. Киря, наверное, видел уже пятый сон, когда его разбудил телефонный звонок.

— Таня, побойся бога, — забормотал он, едва услышав мой голос. — Хоть раз в жизни может человек нормально выспаться? Такой сон интересный прервала.

— Киря, миленький, у меня не так уж много времени. Я в КПЗ, дело довольно серьезное. Вытащи меня как-нибудь отсюда. Я тебе все расскажу, как приедешь. И пожрать что-нибудь привези. Я есть хочу.