– Так некому здесь было себя рассматривать, – оправдывался Одинцов, – а зеркало в ванной висит. Ты же и так мисс Вселенная, зачем тебе вообще зеркало?

Выглядела Ева в самом деле сногсшибательно, тем более летом и без лишней одежды. Но слово было сказано, и зеркала появились в обоих жилищах Одинцова. Мунин не упустил случая блеснуть эрудицией.

– Дурное это дело, – сказал он, глядя, как Одинцов пристраивает в прихожей высокое трюмо. – На Руси с семнадцатого века священникам запрещали зеркалами пользоваться.

– Это почему же? – поинтересовался Одинцов.

– Потому что дьявольское изобретение. Оттуда и суеверия. Кто зеркало разобьёт, тому семь лет удачи не будет, так что все осколки надо собрать и похоронить. А если в доме кто-то умер, надо зеркало завесить, чтобы через него дьявол душу покойника не утащил. И так далее.

– Знаешь что? Найди себе бабу, – в сердцах бросил через плечо Одинцов, – и я посмотрю, как ты ей всю эту ерунду рассказывать будешь. Подай лучше отвёртку.

Мунин обиделся: девушки у него до сих пор не было. А Одинцов за полтора месяца расставался с Евой только на время, которое она проводила с коллегами – исследователями Ковчега. Привозил, куда надо, забирал, и дальше они или сразу отправлялись за город, или проводили остаток дня среди красот Петербурга, но потом всё равно уезжали. А позавчера Ева улетела в Амстердам на заседание Русской комиссии розенкрейцеров: сотрудничество с орденом продолжалось. Нынче к ночи Одинцову предстояло встретить её с самолёта в аэропорту. Но Ева почему-то оказалась в Петербурге уже днём и позвонила из квартиры, повторяя сквозь рыдания:

– Его убили! Слышишь? Убили! Он мёртвый… здесь лежит… Убили его… Я боюсь, миленький… Что мне делать?

Вот это был сюрприз так сюрприз. Как в анекдоте: «…и снова здравствуйте». От Одинцова только недавно отстали следователи, которые занимались весенними событиями. Госпиталь оказался настоящим спасением – тамошние медики сдерживали энергичных детективов. Очень кстати уголовные дела о гибели двух десятков человек, причастных к тайне Ковчега Завета, объединили в одно дело и передали его международной следственной группе.

За работой группы следили на правительственном уровне, материалы расследования были строго засекречены. Одинцов числился только свидетелем – наравне с Муниным и Евой. Его ни в чём не обвиняли; наоборот, удивительным образом восстановили в майорском звании, которое отняли давным-давно. Вроде можно уже было считать, что всё осталось в прошлом. Но тут вдруг в его квартире появился труп, и не просто труп…

Самураи учили принимать любое решение за семь вздохов. Когда Одинцов ещё носил погоны, японская мудрость в переводе на русский военный язык звучала так: офицер не думает, офицер быстро соображает. Решение Одинцов действительно принял молниеносно. Утешать Еву и выяснять детали было некогда.

– Вещи в руки и бегом из квартиры, – скомандовал он. – Дверь захлопни. Больше никому не звони, на звонки отвечай только мне. Старайся не плакать. Когда накатывает – смотри вверх, глазами хлопай, поглубже дыши и музыку в наушниках включай, некоторым помогает. Спросят, чего ревёшь, – скажи, с козлом своим поругалась. Наши поймут.

Одинцов быстро соображал. Ева только с самолёта, значит, вещи у неё не разобраны, все документы при себе и выглядит она по-дорожному. Это хорошо. Для такой экзотической красотки оставаться незаметной – задача трудновыполнимая. Но сейчас Еве надо было привлекать к себе как можно меньше внимания и как можно скорее оказаться как можно дальше от России. Чем дальше, тем безопаснее: ни с убийцами, ни с полицией лишний раз встречаться ни к чему.

Одинцов отправил Еву на Финляндский вокзал – она как раз успевала к международному поезду «Аллегро». На вокзале пограничный контроль проще, чем в аэропорту, и такой толпы народу нет. Зато в вагон садишься, считай, в центре Петербурга – и через три с половиной часа выходишь в центре Хельсинки: оттуда можно уже спокойно двигать дальше хоть на пароме, хоть на самолёте.

Решение, принятое за семь вздохов, касалось и самого Одинцова. Ева уезжала на скоростном поезде в Финляндию, а он спешил домой, чтобы сориентироваться на месте и за следующие семь вздохов принять следующее решение, и следующее, и следующее…

…потому что уже было понятно: хотя Ковчег Завета найден, охотники за его тайнами не остановились, и труп одного из них лежал сейчас в квартире Одинцова.

– Зачем вы трогали тело? – спросил следователь, и Одинцов ответил:

– Я сперва думал, человеку плохо стало, хотел помочь. Смотрю, а он мёртвый, уже коченеть начал. И я сразу позвонил в полицию.

Следователь глянул в удостоверение офицера Интерпола, найденное в кармане убитого.

– Вы были знакомы с этим… Салтахановым?

– Да, только не виделись давно. Месяца два, наверное.

– У вас была назначена встреча?

– Нет. Я за городом отдыхал несколько дней, возвращаюсь, а он здесь… лежит.

– Хорошо, допустим. А когда вы приехали, дверь была открыта?

– Закрыта.

– И вас не удивило, что в вашей квартире находится посторонний человек? Или у него были ключи? Как он сюда попал?

Одинцов пожал плечами:

– Понятия не имею.

– Вы живёте один?

– Вообще-то здесь живёт мой приятель, а я только заезжаю иногда. Он учёный, три дня назад укатил за границу на симпозиум какой-то.

У Мунина было железное алиби. Одинцов звонил ему, пока ехал из загорода. Про убийство не сказал, но убедился, что историк по-прежнему в Лондоне и пробудет там ещё несколько дней. Следователь записал данные Мунина и спросил:

– Как вы думаете, зачем Салтаханов проник в вашу квартиру?

– Понятия не имею, – снова пожал плечами Одинцов.

Автомобильным навигатором он обычно не пользовался, но сегодня включил, выезжая из Старой Ладоги. Когда гаджет голосом школьной учительницы предупреждал о контроле скорости, Одинцов притапливал педаль газа, чтобы полицейские камеры сделали снимок с отметкой времени.

Добравшись до своего дома, он припарковал во дворе машину, задал пустяшный вопрос азиатскому дворнику и повеселил его байкой про милую даму, которая пришла в автосалон. Менеджер её приветствует:

– Здравствуйте. Какой машинкой интересуетесь?

– Мне нужно что-нибудь помоднее и подороже, – отвечает дама. – Правда, у меня денег нет…

– До свидания.

– У меня денег нет, – повторяет дама, – зато у моего мужа…

– И снова здравствуйте!

Старый анекдот крутился в голове Одинцова после разговора с Евой. Смуглый дворник с хохотом повторил финальную фразу несколько раз. Если надо, он сможет подтвердить: Одинцов приехал, когда Салтаханова уже убили, и держался совершенно спокойно, даже байки травил. Это была обычная страховка, поскольку предварительное заключение в планы Одинцова не входило. А если бы следователь надумал его задержать или арестовать, пришлось бы добиваться связи с офицером ФСБ из международной следственной группы.