еще и длиннющее, они были явно ниже локтей. Мне это не понравилось, нет, не волосы, а само положение. В моем мозгу начался ураган, и крутиться все «шарики и ролики» и появлялось все больше вопросов.

Я подумала, что надо подняться и осмотреться, но не успела это сделать. Я протянула руку, чтобы поднять одеяло, но тут же замерла — рука не моя. Моя была с пожухлой кожей, с мозолями, с грубой кутикулой, от работы в огороде, а тут тонкая, бледная худенькая ручка, как у фарфоровой куклы. Не знаю, сколько времени я её рассматривала, но логического вывода, что это со мной я не нашла.

Собравшись с силами, я все же отодвинула грязно зеленоватое одеяло, и села на кровать. Тут меня ждал еще один сюрприз, хотя не один, а множество. Во-первых, на мне была сорочка из фильма про 16 век: длинной в пол, бесформенная, ни намека на талию или грудь, не понятного цвета — грязно- белого, ближе к серому, попробовав ее на ощупь, похоже на грубый лен. Тело было явно не мое — длинные ноги, худые и бледные, грудь примерно второго размера, у меня после кормления двоих детей была третьего размера, даже ближе к четвертому, я была худая, даже слишком.

С трудом поднявшись, я облокотилась на кровать, и увидела рядом с ней тумбочку, и над ней окно. Шторы, или правильнее будет сказать тяжёлые красные портьеры, были задернуты, лишь маленькая щелочка указывала, что это окно. Но сейчас оно меня не интересовало, мне хотелось дойти до стола и посмотреть в зеркало.

Босыми ногами я мелкими шагами побрела к своей цели. Свет в комнате стал ярче, как только я начала движение. В моей голове мелькнула мысль, что все же я в современном мире, так как свет реагирует на передвижение, значит, есть датчик движения, и всему этому есть логическое объяснение.

Добравшись до стола, я протянула руку к зеркалу. Держа его в руке, не могла заставить себя посмотреть в него минуты две. Собравший с духом я поднесла его к себе и застыла в недоумении. На меня смотрел ребенок, а не женщина преклонных лет. И объяснения я этому не находила. Молодое лицо, маленький нос, острые скулы, щеки впалые, губы пухлые, нижняя губа немного больше верхней, и все лицо в веснушках. Но больше всего меня поразили глаза, никогда я не видела такого цвета- насыщенно зеленые, нет, даже изумрудные, как камни в драгоценных украшениях. Вся эта красота была в обрамлении густых ресниц и бровей. Я начала трогать себя свободной рукой, что бы понять сон это или нет. Спустя время, поняв, что я явно не сплю, бросив зеркало на место, начала нервно ходить по комнате, мучая себя мыслями, что здесь вообще происходит.

Но долго ходить мне не пришлось, дверь в комнату открылась и на пороге появилась женщина. Одета была она из того же фильма про 16 век. Платье, похоже на корсете, из грубой ткани в пол, синего цвета с серебряными вкраплениями, как капельки дождя, декольте у платья было, но кожи не было видно, все закрывала рубашка с высоким горлом, завязанным где-то сзади. Женщина была среднего роста, приятной внешности, аккуратные черты лица, возрастом около 40, волосы были убраны и покрыты наподобие ободка с вуалью.

Я стояла и рассматривала ее, а она меня. На ее лице я увидела удивление, и по поднятой брови явное недовольство.

— Очнулась, наконец, — начала она разговор, — а мы уже и не надеялись. Дама смотрела на меня и явно ждала ответа.

— Вы кто? — все, что я смогла промолвить в сложившийся ситуации. Повисло немое молчание, и мы продолжили смотреть друг на друга, как и минуту назад.

— Ты меня не узнаешь? — спросила женщина, — совсем?

— Нет, — ответила я.

Женщина прошла в комнату и встала напротив меря, сложив руки у себя на талии. Глядя на меня очень пристально, пытаясь понять, не вру ли я ей.

— Я твоя мачеха — графиня Бернадетт дэ Россо, жена твоего отца графа Витторио Романа дэ Россо.

Не знаю какие эмоции были в этот момент на моем лице, но по ощущениям глаза вылезали из орбит настолько, что могли застрелить мою, типа мачеху, не хуже автомата Калашникова.

Графиня стояла и явно ждала какого-то ответа от меня, а я не могла сказать не слова. Хотя можно сказать, что я Елизавета Быстрова, пенсионерка, мать двоих детей, приятно познакомится.

Не дождавшись от меня ответа, она продолжила.

— Ты меня не вспомнила? Помнишь хотя бы свое имя? — на лице ее было явное недовольство. Отрицательно покачав головой, я двинулась к кровати, мне необходимо было сесть, пока я не свалилась без чувств от происходящего.

— Еще этого нам не хватало, как будто и так бед мало, теперь еще и ты создаёшь проблемы. Хотя от тебя всегда не было толку, — сказала графиня с явным укором.

Ничего ей не ответив, я думала, что могло со мной произойти, как я сюда попала, и что вообще происходит.

— Я пришлю служанку, она поможет тебе привести себя в порядок и принесет удин, тебе надо быстро прийти в себя и помогать своей семье, ты и так долго болела и не приносила пользы, больше так не может продолжаться, — сказала графиня, развернулась и направилась к выходу.

— Я болела? Чем и как долго? — спросила я, и надеялась услышать ответ, который поможет мне разобраться в сложившейся обстановке.

— Да, ты пролежала две десятины с болотной лихорадкой, мы уже думали, что твой конец близок, но два дня назад тебе стало легче. Ты совсем ничего не помнишь, Миллисента? Или просто хочешь меня позлить, как всегда?

— Ничего! А, а какой сейчас год? — почему-то мне захотелось задать именно этот вопрос, — и что за болотная лихорадка?

Взглянув на меня, как-то не по доброму, и сжав губы, женщина не торопилась дать мне ответ, явно о чем-то думала.

— Сейчас 241 год, второго тысячелетия, 21 день девятого месяца, первый день третьей десятины. Болотная лихорадка — болезнь, которую ты подхватила, когда собирала ежевику на болотах, Миллисента, 16 дней была в бреду и тело горело огнем, и все твои обязанности были возложены на других, но теперь ты поправилась и завтра примешься за работу. Сказав это, как на проповеди, графиня развернулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Мозг работал как бешенный, мысли путались, и ничего логического не приходило в голову. Почему я в этом теле? Как я сюда попала? Что случилось со