Как писал впоследствии российский премьер Е. Гайдар: «Первое, что произошло после крушения коммунистического режима, стержнем которого были КПСС и КГБ, – объявление бывших союзных республик о своей независимости».[3]Западные республики бывшего СССР были достаточно известны в мире. Украина и Белоруссия, пусть даже формально и под нажимом Сталина, были членами ООН. Прибалтика уверенно рассчитывала на свое место в Европе. Но вот восточные республики Закавказья и Центральной Азии были практически неизвестны и непонятны для внешнего мира.

В начале 90-х годов XX века интерес к внезапно возникшим новым государствам Центральной Азии обусловливался целым рядом причин негативного свойства. В сборнике «Центральная Азия и мир», изданном на основе материалов симпозиума «Международные отношения Центральной Азии», государства региона отнесены к третьему миру. Соответственно и причины интереса к Центральной Азии можно было свести к следующим факторам:

1) ядерное оружие в Казахстане;

2) кризис и культурная дезориентация могут породить антизападные движения фундаменталистского толка;

3) катастрофические ситуации (война в Таджикистане, экологические последствия монокультуры хлопка, полигон в Семипалатинске);

4) возможные территориальные споры (с Китаем, Ираном);

5) возможное вмешательство России в защиту русского населения.

Все эти обстоятельства нежелательны и порождают нестабильность в регионе.[4]

Моя первая попытка проанализировать процессы, происходящие в регионе, была предпринята в книге «Другая Центральная Азия» (Алматы, 2003). С тех пор прошли годы. «И мне стало казаться, что я либо написал не ту книгу, либо лишь малую часть нужной книги».[5]

За это время в странах Центральной Азии произошли большие изменения. Но в исследованиях многое осталось прежним, в том числе и стереотипы, которые мешают понять регион.

Прежде всего, продолжаются споры о том, что такое Центральная Азия. Каковы ее географические границы? Какие государства или регионы составляют это понятие? Существует несколько версий. Но пока что можно констатировать следующее: «никто, ни внутри региона, ни вовне его этого не знает (или, что то же самое, все ключевые игроки дают на этот вопрос разные ответы)».[6]

Известно, что название «Центральная Азия» стало общеупотребительным после появления одноименного сочинения А. Гумбольдта. В этом фундаментальном труде территории к югу от Алтая вплоть до северного склона Гималаев были отнесены к Центральной Азии. Ф. Рихтгофен в книге «Китай» дал определение Центральной Азии как «континентальной области древних водных бассейнов, не имеющих стока в океан», он же наметил западную и восточную границы края, включив в него земли от водоразделов Памира на западе до водоразделов исполинских рек Китая и Большого Хингана на востоке.[7]

До революции российские исследователи оперировали понятиями «Центральная Азия», «Средняя Азия» и «Туркестан». В советское время, исходя из новых политических и идеологических реалий, использовалось определение «Средняя Азия и Казахстан». Отличительной чертой советских восточных республик было проведение уникального эксперимента по строительству социализма, минуя капитализм, в то время как соседние народы и государства, отставшие в своем развитии, продолжали существовать в условиях колониальной или полуколониальной зависимости от европейских держав. Таким образом, наименование «Средняя Азия и Казахстан» в советское время было политической категорией, определяющей границы социалистического прогресса и колониальной стагнации. Поэтому понятие «Центральная Азия» не входило в перечень терминов, одобренных коммунистической идеологией и принадлежало зарубежной, буржуазной науке.

В то же время и в европейской литературе шли дискуссии о географических границах Центральной Азии, которые также не были свободны от идеологических стереотипов. Расширительные толкования включают в регион не только пять восточных государств СНГ, но и Синьцзян, Афганистан, Алтай, Монголию, Поволжские республики и области России, частично Иран, Сибирь, Пакистан, Индию.

В силу политических или иных соображений могут быть обиды по поводу включения или, наоборот, исключения того или иного региона из Центральной Азии. Например, В. С. Бойко в своей статье «Российский Алтай в геополитике Центральной и Внутренней Азии в 1990-е – начале 2000-х годов (к постановке проблемы)» пишет: «Столь же неоправданно исключение российского Алтая из Центральной/Большой Центральной Азии. Такая практика используется рядом финансовых и иных транснациональных (образовательных и иных) институтов при разработке программ международного сотрудничества ориентированного лишь на постсоветские государства – бывшие среднеазиатские республики СССР, реже – Монголию. Аналогичная ситуация складывается и в отношении Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР, столь же бесспорной части Центральной Азии, но данная "нестыковка" объясняется скорее изоляционизмом самой китайской стороны, чего нельзя сказать о России, которая через Алтайский край и Республику Алтай в силу исторических обстоятельств и современных реалий естественно и сознательно "интерферируется" с другими территориально-государственными анклавами Большой Центральной Азии через формализованные (Координационный совет государств Алтайского региона и др.) и иные механизмы международного сотрудничества». Автор включает в понятие Большая Центральная Азия наряду с республиками южного пояса бывшего СССР северные регионы Ирана и Афганистана, Синьцзян, Монголию, южносибирские окраины России и часть Поволжья.[8]

Дискуссия по поводу наименования региона, но не его географии, была закончена политиками. В 1991 году президент Республики Казахстан Нурсултан Назарбаев на саммите глав государств тогда еще Средней Азии предложил отказаться от формулировки советского периода «Средняя Азия и Казахстан» в пользу словосочетания «Центральная Азия», охватывающего все постсоветские страны этого региона. Такую самоидентификацию новых государств, избравших для своего географического «адреса» общепринятое в западной литературе определение, отрицать бессмысленно. Она уже стала не только официально употребляемой, но и общепринятой. Тем самым Н. Назарбаев и его коллеги – руководители государств региона – хотели не только подчеркнуть свое стремление к западным оценкам, региональную идентификацию, но и отказ от российско-советского периода истории как главенствующего в национальной истории.