В своих воспоминаниях Керенский ничего не пишет о двоюродных братьях. Конечно, они были старше, но дело не только в этом. В конце концов, младшего из них, Сергея, разделяло с нашим героем всего три года. Видимо, Федор Михайлович сам не стремился поддерживать контакты со своим братом-священником. Подобно многим людям, выбившимся из низов, он стремился полностью разорвать с прежней средой, даже если к ней принадлежали его ближайшие родственники. Должность директора гимназии (и даже двух гимназий) вводила его в круг городской элиты. Он дружески общался с губернатором Долгово-Сабуровым, вице-губернатором Трой-ницким и другими высшими чинами губернской администрации.

Те, кто знал Керенского-старшего, вспоминали, что он даже внешностью своей производил впечатление. Один из его знакомых описывает его так: «Росту выше среднего, общее сложение мужественное, большая голова на толстой шее, широкая грудь и такая же спина. Высокий лоб и маленькие глаза, широкий подбородок, цвет кожи смуглый. Волосы на щеках и бороде бритые. Походка тяжелая, увалистая».[6] Его появление в коридорах гимназии внушало робость самым завзятым хулиганам. Характер у него тоже был непростой. Сослуживец Керенского по Симбирску И. Д. Яковлев писал о нем позже: «Вот какую характеристику могу сделать Керенскому-отцу, которого знал я близко. Способный. Образованный, отлично знавший русскую литературу. Хороший рассказчик, обладавший даром слова. В то же время это был человек завистливый, не терпевший около себя какого-либо соперничества, стремившийся вредить не только своим конкурентам, но даже тем, кого подозревал как стоявших поперек его дороги».[7]

Полностью доверять этому свидетельству не стоит. У Яковлева был конфликт с Керенским-старшим, и его характеристика, естественно, получилась предвзятой. Но тяжелый нрав Федора Михайловича отмечают и другие мемуаристы. Дети тоже побаивались отца. «Отец никогда не вмешивался в жизнь нашей детской. В сознании нашем он стоял где-то в стороне, как высшее существо, к которому няня и мать обращались лишь в минуту крайней необходимости. Обычно стоило произнести всего одну угрозу: „Вот подожди, отец проучит тебя!“ — и все становилось на свои места, хотя отец никогда не прибегал к физическим наказаниям и ограничивался лишь разговором, стараясь растолковать нам суть дурного поступка».[8]

Воспитанием детей занималась прежде всего мать. «Мама любила посидеть с нами за утренним завтраком, когда мы пили молоко. Она интересовалась всеми нашими делами и при необходимости мягко журила за тот или иной проступок. Вечерами она заходила в детскую, чтобы перед сном перекрестить нас, поцеловать и пожелать доброй ночи».[9] Семейство Керенских жило счастливо и дружно. Но подробнее об этом мы расскажем дальше.

В завершение же этой главы — об одной исторической несправедливости. Керенский никогда не бывал в Керенске. Тем не менее в 1936 году (как подарок к трехсотлетию) Керенск был переименован в Вадинск — по названию реки Вад. Одновременно из города он стал селом. Не надо обладать особой догадливостью, для того чтобы понять причину этого переименования. Очевидно, что ею стало созвучие названия города с фамилией бывшего премьера Временного правительства. В статусе села райцентр Вадинск пребывает и по сей день, принеся тем свою жертву политическим катаклизмам XX века.

Город Симбирск, каким он был во второй половине XIX века, не принадлежал к числу промышленных или культурных центров. Ничего примечательного не могли в нем найти даже путеводители, уже в силу особенностей жанра призванные привлекать внимание путешественника к посещаемым достопримечательностям. «Внешнее благоустройство Симбирска не останавливает на себе внимания туриста, а пустынный и малооживленный вид города, его пыльные и скучные улицы не делают его привлекательным», — читаем в «Иллюстрированном практическом путеводителе по Волге» 1903 года издания.[10]

Центральная часть города — «венец» — располагалась на вершине горы, обрывом спускавшейся к Волге. Вдоль обрыва тянулась набережная с бульваром, служившим любимым местом прогулок горожан. Центральный район был ограничен Большой Саратовской улицей, которая полукругом опоясывала его. Внутри полукруга находились главные городские магистрали — Московская и Покровская улицы, а также просторная Соборная площадь. Здесь были расположены губернаторский дом, присутственные места, городская дума, театр и гимназия.

Центр Симбирска был похож скорее не на город, а на богатое село или скопище помещичьих усадеб, построенных поблизости друг от друга. Дома здесь не стояли сплошной линией вдоль улиц, а располагались по отдельности, каждый в окружении фруктового сада. Здесь не было обычной городской скученности, повсюду царили широта и простор. Эта часть города издавна была известна под названием «дворянской», а сам Симбирск пользовался устойчивой репутацией «помещичьего гнезда».

Жизнь в городе текла не спешно, а с точки зрения столичного жителя — откровенно скучно. В те времена, когда здесь жило семейство Керенских, во всей губернии не было ни одной железной дороги, и в зимнюю пургу Симбирск оказывался отрезанным от остального мира, как если бы он находился на краю земли. Тем удивительнее, что этот забытый Богом город, воплощенное захолустье, был родиной многих известных людей. Из этого числа в первую очередь надо назвать писателя И. А. Гончарова и историка Н. М. Карамзина. В честь Карамзина в Симбирске был воздвигнут памятник — колонна, увенчанная фигурой музы Клио. Рядом был разбит сквер, где летом гуляли дети, сопровождаемые мамами и няньками.

Дом, где квартировали Керенские, находился совсем недалеко от этого места, и легко представить себе будущего российского премьера, играющего у подножия памятника Карамзину. Александр был ребенком непоседливым и большим любителем проказ. Федору часто приходилось отдуваться за старшего брата. С детских лет он всецело подчинился его влиянию и подражал Александру во всем. В гимназии Федор мечтал стать инженером, но в университете пошел на юридический факультет, «как Саша». Честолюбием и энергией брата он не отличался, непредсказуемой карьере адвоката предпочел государственную службу, дослужившись за полтора десятка лет до должности товарища прокурора в Ташкенте.

В эти годы Александр и Федор впервые приобщились к религии. Позднее Керенский вспоминал: «Не помню, когда мать начала читать нам Евангелие. Да и чтения эти не носили характер религиозного воспитания, поскольку мать никогда не стремилась вбивать в наши головы религиозные догмы. Она просто читала и рассказывала нам о жизни и заповедях Иисуса Христа».[11]