Нервно размахивая костями рук, подошла к рюкзаку и завязала горловину, оставалось только показать язык, но она этого не сделала, после таким же выкобелистым шагом отправилась и уселась на кровать, крепко стиснув в объятиях подушку.

Так в полной тишине прошло минут пятнадцать, на большее её не хватало.

Психанув, резко подскочив, быстрым шагом, словно после хорошенького скандала, схватила на кухне рюкзак и осторожно, но швырнула на кровать. Развязала горловину и поставила его возле стены, прямо на кровать.

— Сиди тут, — надув губы, произнесла Соня. Ещё мгновение спустя, опустив голову вниз, сказала: «Прости. Прости меня. Я виновата».

Раскинулась на кровати и подставила руку под голову, уже игриво продолжила:

— Хочешь, я почитаю тебе снова?

Выждав минуту, она кивнула в ответ на невидимое согласие. Рука мигом нырнула под кровать и достала оттуда небольшой, но увесистый томик. Читая с выражением, то и дело поглядывала на рюкзак: «Внимательно ли он слушает?» — думалось ей, а интонацией и вида не подавала, что отвлекается от чтения. Легкая улыбка не сходила с её лица. Закончив главу, она громко хлопнула книгой и резюмировала: — На сегодня чтения хватит.

Собрав рюкзак, поставила его заботливо в прихожей на стул и переоделась для прогулки, конечно же, закрыв дверь в комнату, чтобы никого не смущать.

Погуляв до самого вечера, носила она рюкзак, одев его вперёд лицом перед собой. Рассказывала истории из детства, забавные случаи из жизни, и даже купила мороженое побаловать своего компаньона по прогулке.

Конечно, она съела две штуки сама, но со всеми подробностями рассказывала о том, какой у него яркий, ни с чем несравнимый вкус. От мороженого жутко хотелось пить, и Соня, забывшись, ища что-нибудь жидкое, сунулась в рюкзак и, к своему сожалению, ничего не нашла.

Дальше последовало кофе и возвращение домой, снова череда рассказов и историй, прочитанные книги, разговор о вкусах к музыке. Она болтала без умолку, походка её была легка, а настроение певучим, словно у соловья.

Ни один прохожий оборачивался на странную девушку с рюкзаком на животе, живо рассказывающую какие-то побасенки невидимому спутнику, но ей было наплевать, она прекрасно проводила время, смеялась над шутками, которые сама же и проговаривала вслух, делала задумчивое лицо, когда говорила о серьёзных, порой философских вещах, что вполне в её духе.

Пришло время возвращаться домой, и они вдвоём направились в обратную дорогу.

Перед тем как открыть тяжелую металлическую дверь подъезда, она около полминуты сосредотачивалась и, собрав волю в кулак, дёрнула за неудобную Г-образную ручку. Дверь лениво поддалась, и они оба оказались в тёмном, полном эха подъезде.

Весело, по-детски перескакивая через одну ступеньку, поднималась она наверх, но мрак и отсутствие лампочек на одном из этажей сделали своё дело: промахнувшись мимо одной из ступеней, зацепив её только самым кончиком кеда, оступилась, и её висящий спереди рюкзак совсем не спас от неожиданной встречи с бетоном.

Поднявшись, Соня поняла, что нечто горячее, что распространяется от губ до уже почти низа живота, не что иное, как кровь, непонятно откуда взявшаяся в таких больших количествах, а прислоненная с опаской рука к лицу плохо почувствовала онемевшие губы и передний ряд зубов.

Испуг, с которым она ощупывала лицо, не проходил. Хоть убейте, но в тот момент ей действительно казалось, что она лишилась всего ряда верхних зубов.

Рука, скользкая и липкая, ощупывая такое же лицо, машинально опустилась вниз, и она вытерла ею о майку, почти насквозь спереди пропитанную кровью. Тут же она сорвалась с места, позабыв про рюкзак, перебирая ногами каждую ступень, но вовсе на них не глядя, мчалась к себе на этаж, готовая заплакать в любой момент. Бросив в сторону свою ношу при входе, мигом полетела в ванную комнату, даже забыв запереть дверь. Стоя перед зеркалом, понимая пальцами обвисшую и уже распухшую верхнюю губу, пыталась рассмотреть, «все ли зубы на месте?».

Оказалось, что всё не так плохо, только кровь безустанно лилась и никак не могла остановиться носом и, конечно же, из сильно рассеченной губы, а тёплая вода никак не убирала боль, которая нарастала с каждой секундой, так что пришлось открыть холодный кран и буквально опуститься всей мордашкой под струю.

Спустя двадцать минут она, всё ещё шокированная происходящим, медленно выползла из ванной комнаты.

Совсем молча, с полотенцем, завязанным на лице так, что виднелись одни глаза, подняла брошенный в коридоре рюкзак и отнесла на кухню, гулко кинув на стул.

Так и простоял он там до самого утра.

Ближе к обеду, проснувшись, она, шурша тапочками по полу, снова мелькнула в дверном проёме, направляясь в ванну.

Проведя там немного времени, после недолгого журчания воды, уже не закрываясь, юркнула обратно в комнату, даже не посмотрев в сторону кухни.

До вечера Соня валялась на кровати, что-то думая и кумекая в своей голове, укутанной в мокрое, снимающее боль, полотенце.

Уже под вечер, когда совсем чуть-чуть изменилось освещение неба, начало происходить непонятное действо, издающее непривычные звуки: хлопал периодически шкаф своими ненастроенными дверцами, доставались и открывались коробки с вещами, падали вещи на пол.

Наконец, когда закончилось всё громыхание, в дверном проёме кухни появилась Соня.

Одета она была крайне непривычно для себя и для окружающих, словно собралась на серьёзную деловую вечеринку. Давненько её никто такой не видел: кожаные босоножки на тонких лямках, выкрашенные ярко-красным лаком ноготки ног, чёрное ведь у всех девушек есть в запасе маленькое чёрное платье, обтягивающее и подчеркивающее фигуру, небольшая сумочка на плече, стянутые на затылке в конский хвост длинные, достающие до поясницы, светло-русые волосы. Она даже накрасила и повела глаза, что практически никогда не делала.

Всё это, конечно, портил один, но существенный нюанс: на верхней губе по всей её ширине красовался тёмно-бордовый, словно нарисованный маркером, несмываемый шрам из запекшейся крови, и всё это на неравномерно и неестественно распухшей губе.

Совсем без эмоций, яркая и броская панночка, осторожно взяв рюкзак, перекинула его себе на плечо.

Ещё через минуту загрохотали ключи в дверях, и ещё через минуту распахнулась тяжелая металлическая дверь подъезда.

Около часа она ходила по улицам, совсем не скрывая своего лица