Розали накрывает ее руку ладонью:

– Оно нам надо? Даже если он будет красив как бог, думаешь, мы сможем его похитить и привезти домой?

– Я иногда забываю правила, – вздыхает Джузеппина.

– Да ты что, Джу, как можно?

– Потому что от мужчин я все равно защищена, у меня свой периметр безопасности.

– Как вы думаете, Королева поедет с нами на Сицилию? – спрашивает Розали.

– Ты же знаешь, она больше никуда от своих бамбуков. Даже на улицу не выйдет. Только когда вынесут ногами вперед.

Джузеппина паркует фургон у ограды дома. Три подруги выходят. Симона машет рукой соседу, который наблюдает за ними из-за занавески.

– Мсье Бартелеми на посту.

– Он-то нам не опасен, – уточняет Розали.

Джузеппина встает перед ними, подбоченясь:

– Эй-эй, девочки! Остерегаться надо всех. От и до.

– Черт!

– Что случилось?

– Я чуть не споткнулась о ступеньку.

– Зажги свет…

– Пробовала уже.

В темноте лестничной клетки все трое тараторят наперебой:

– Третий раз за этот месяц вырубается.

– Это не на лестнице, это по всему дому.

– Почему вылетают пробки?

– Слишком много чокнутых в твиттере шарится.

– Ой, зря ты злишься на них, они-то тут при чем.

– Одной Королеве хоть бы что. О, слышите, Бах.

– Она запасливая, у нее есть батарейки.

– Мне не батарейки нужны, мне… воздуху… я задыхаюсь!

– Сядь… дыши глубже… животом…

– Надо бы держать фонарик на комоде в холле.

– …представь себе волну… накатила… отхлынула…

– Кто-нибудь звонил электричке?

– …вдох… волна накатила…

– Она в отпуске.

– …выдох… волна отхлынула…

– Другую еще поискать.

– Я даже не уверена, найдется ли вторая женщина-электрик во всем Париже.

Они толпятся на лестничной площадке между первым и вторым этажом. Розали бормочет мантру. Джузеппина просит ее прекратить нести эту чушь. Симона думает, что надо бы рявкнуть погромче, чтобы все успокоились.

– ЖАН-ПЬЕР! Ты меня напугал!

– Жан-Пьер? А я думала, здесь живут одни женщины!

– Кто это сказал?

– Это из-за Карлиной двери.

– Это я, Жюльетта. Я приехала вчера вечером. А кто такой Жан-Пьер?

– Вчера вечером… так быстро! – ахает Джузеппина.

– Жан-Пьер – единственный мужчина в доме.

– Жаль только, что он не умеет менять пробки.

– Ему-то что, он видит в темноте.

– Жан-Пьер, иди сюда, мой хороший, им просто завидно, что ты спишь в моей постели.

– Кот никогда не заменит мужчину!

– Слушайте, новенькая, Карла вам рассказала про наши правила внутреннего распорядка?

– В общих чертах.

– У нас здесь строго. Ни мужей, ни любовников, ни водопроводчиков, ни электриков.

– Ни даже доставщиков пиццы.

– Никаких мужчин!

– Никаких мужчин? – переспрашивает, запинаясь, Жюльетта.

Джузеппина теряет терпение:

– Вы ведь все поняли. Ладно, что делать-то будем?

– Если авария в сети, значит, кино посмотреть не судьба, – откликается Розали.

– Опять придется коротать вечер за скраблом при свечах.

– Ладно, только не жульничай.

– Я не жульничала, я честно выиграла, сложила «zephyrs».

– Это слово считается за три!

– И как нарочно у тебя были z и y!

– «Надо случаю опрокинуть муравья на спину, чтобы он увидел небо». Восточная мудрость.

– Очень ты похожа на муравья!

– Пойдем к тебе, Джузеппина. К тебе ближе.

Они держатся за перила. Симона цепляется за руку Розали.

– Идем с нами, Жан-Пьер.

– Справитесь тут одна, Жюльетта?

Жюльетта остается сидеть на пятой ступеньке.

Никаких мужчин!

Частный дом. Королева – любительница Баха. Странная встреча с голосами без лиц. Жюльетта по-прежнему не знает, как выглядят остальные жилички. Свет так и не зажегся. Хозяйки удалились играть в скрабл, а она легла спать в кромешной темноте.

А ведь она ощутила такой покой, когда впервые свернула в этот тупичок. Выцветшие кирпичные фасады, увитые плющом и глициниями, садики и дворики в цветах, откуда только взялся такой зеленый уголок в ХХ округе. Спокойствие, разлитое в этом заповедном оазисе, где, казалось, само время замерло, заставило ее замедлить шаг, посмотреть на небо, послушать птиц. Когда она толкнула кованую калитку дома № 15, движение это показалось ей привычным. Ощущение дежа-вю, чего-то уже пережитого, возвращалось и в следующие дни. Она попала туда, куда надо. Здесь и только здесь она должна жить.

Откуда же эта уверенность, ведь ей предстоит провести здесь несколько месяцев, не больше? Может быть, из-за скамейки, на которой, похоже, любила посиживать пожилая пара. Старушка, совсем крошечная, еле передвигала ноги. Старичок, покрепче, поддерживал ее под локоть. Жюльетта заметила, что они тщательно обмахивают носовым платком скамью, прежде чем сесть. Так они и сидели, молчали. Иногда он поправлял прядку седых волос своей спутницы, бесконечно бережно…

А может, из-за гортензий, так рано нынче распустившихся. Она всегда любила гортензии, а в этом мощеном дворике росли огромные кусты, малиновые, лиловые, а чуть подальше переливчатые, цвета индиго – самые удивительные, что расцветают синими, а потом розовеют…

Или, может, из-за смешного чертика с острыми ушами, вырезанного на деревянной двери. Он показывал язык, и ей было смешно. Если присмотреться, чертик оказывался женского пола…

Может быть, из-за комода грушевого дерева в холле и китайской вазы опалового стекла с букетом кивающих лютиков.

А может быть, ощущение объяснялось не этими милыми мелочами, а донельзя романтической историей дома. Некий итальянец, потерявший голову от любви, подарил его нынешней владелице. А потом растворился в ночи.

Описав ей квартал, Карла просто добавила: «Твои будущие соседки славные женщины, все очень разные. Нас совокупляет только наш общий выбор: в нашей жизни нет мужчин, и нас это устраивает».

Выбор глагола Жюльетта оценила.