— А потом?

— А потом сам будешь ходить, большой же уже.

Они остановились перед входными вратами, Алёна Витальевна достала из своей простенькой сумочки лёгкий тюлевый платок и обвязала им свою голову, скрыв под его покровом свои волосы. Мама и мальчик перекрестились и вошли внутрь. Серёжа бывал здесь раньше, но мельком как-то и редко, ему здесь было неуютно. Прошли церковный садик, благоухающий россыпью колокольчиков и каких-то фиолетовых цветочков, название которых знают одни лишь дачники, и затем переступили через порог вовнутрь.

— Пойдём, купим свечку. — сказала шёпотом мама Серёжи.

Мальчик молча стоял и посматривал на календари. Разглядывал выходные и постные дни, читал названия церковных праздников. Мама обмолвилась тёплыми словами с тётей, отпускающей свечи, а после, вместе с сыном отправилась в приход. Здесь было тихо, но в левой части храма можно было услышать детские голоса. На лавочках возле деревянной двери сидели дети разного возраста. Кто был постарше, кто помладше. Практически все одни — без родителей, сами. Серёжа отчего-то боялся. Алёна Витальевна подошла к единственной среди детей взрослой и спросила:

— Здесь же воскресная школа?

— Да, — ответила женщина, — вы тоже в первый раз?

Алёна Витальевна легонько в ответ наклонила голову и подвела своего сына к остальным детям. Он смотрел на них большими карими глазами и не понимал, что нужно делать.

— Познакомься с кем-нибудь. Найди себе друга. — шепнула мама Серёже на ушко.

Мальчик прижался к родительнице и ничего не ответил.

— Смелее. Вот можешь к тому карапузу подойти? — шепнула с улыбкой Алёна Витальевна, глядя на ребёнка.

Серёжа не мог открыть рот, развязать язык, сказать “Привет, как тебя зовут?” Некоторые взрослые зачем-то показывают, что в вопросах детских отношений они не разбираются, или не хотят разбираться; им либо всё равно, либо они действительно не компетентны, и верно то, что многие даже не стараются.

Мама посмотрела на сына, поняла, видимо, что у Серёжи так просто всё не выходит, и спросила у другой мамаши:

— А как вашу девочку зовут?

— Катя. — ответила женщина.

— Сколько ей лет?

— Семь.

— Большая уже. А вот моему Серёжке шесть.

Алёна Витальевна и другая родительница начали разговаривать. Серёжа стал ходить по кругу и рассматривать убранство церкви. Со стены на него с огромного полотнища смотрели три старца в ореолах. Мальчик присмирел и почти не двигался с места.

В приход зашла ещё одна фигура в чёрных полусапожках и длинной юбке в косую чёрно-серую клетку. Часть детей вздёрнулись со своих мест и направились к ней.

— Здравствуйте, Зоя Анатольевна. — негромко (храм всё-таки) выдали юные голоса.

— И вам всем здравствуйте. — с улыбкой на лице ответила Зоя Анатольевна, подошла к двери кельи и отворила её ключом. Не остались незамеченными и новоприбывшие. Она пригласила их внутрь и попросила сесть на любое свободное место.

Мама и сын сели на край старого выцветшего дивана.

Когда все разместились, Зоя Анатольевна поставила на столик перед сидящими ноутбук, поправила белый платок на голове, сложила затем ладошку к ладошке и начала говорить:

— Снова очень рада видеть вас, мои дорогие друзья. И, давайте, прежде чем начать с общей молитвы наше занятие, познакомимся с нашими новенькими.

Она подошла другой девочке и спросила её имя.

— Катя.

— Прекрасное имя, Екатерина. Рады тому, что ты пришла к нам в гости. Вот, держи ручку и листочек.

Потом Зоя Анатольевна посмотрела на Серёжу. Ему стало не по себе от этого искреннего взгляда, он нахмурился и сильней вцепился в руку мамы.

— А тебя как зовут? — добродушно поинтересовалась Зоя Анатольевна.

Серёжа молчал. Несколько любопытных глаз решили посмотреть на источник отсутствия звука. Мальчик опустил голову в пол. Ему почему-то хотелось плакать. Мама приласкала своё чадо и ответила за него:

— Его зовут Серёжа.

— Какое замечательное имя у тебя, Серёжа, не бойся, у нас тут совсем не страшно. Вот, хочешь, возьми грушу, — преподавательница воскресной школы протянула мальчику фрукт из стеклянной вазы.

Маленький Серёжа вытащил голову из убежища материнских объятий и хмуро посмотрел на незнакомую тётю. Затем на грушу, и только потом неспешно помотал головой в знак отказа. Тогда наставница протянула ему листик и шариковую ручку, но тот только сильнее вцепился в маму.

После этого Зоя Анатольевна решила не трогать мальчика и начала занятие с молитвы. Серёжа долго не изменял своей позы, но со временем интерес в нём взял верх, и он обратил глаза к миру. Сидел молча. Смотрел по сторонам. Наблюдал за кистями наставницы, за детьми, которые что-то отвечают. Стал прислушиваться и вникать в чудные слова.

К концу занятия он совсем просиял и сковывающий туманный страх как рукой сняло. Он немного посмелел, и эта уверенность росла с каждым новым воскресным занятием. Он хотел узнать больше. Его привлекало это новое и таинственное добро, которое даже не скрывалось от него. Полнился воодушевлением и каким-то душевным светом.

Когда Алёна Витальевна вместе с сыном вышла из храма, то как-то обыкновенно спросила Серёжу:

— Ну как тебе? Не так страшно же было.

— Нет. — так же тихо ответил мальчик.

— Сходим ещё раз?

— Да.

Над их головами раскинули свои ветви молодые рябины, тянущиеся к небу и птицам, не таящие от мира никаких тайн, и даже осень не сможет выветрить их свежесть своими дождями.

Вот так Сергей Колязин с первого по четвёртый класс ходил в воскресную школу и изучал там «слово Божие», молитвы и притчи. Он как тогда помнил эту небольшенечкую келью, в которой проходили занятия. На столе всегда лежала стеклянная ваза с печеньем и конфетами, и любой желающий ребёнок мог угоститься. Свежий пах дравляного помещения, липкие лавочки, свет, падающий из окна, какой может быть только в монастырях и храмах — всё это одновременно настораживало и манило. Какая-то торжественность. Он с малых лет от набожной мамы знал несколько молитв, но не совсем понимал, что значат эти слова, и для чего они нужны. В воскресной школе ему всё предельно понятно растолковали, да ещё и так интересно. Примерно в то же время он стал читать детскую библию. Стал следовать заповедям, постоянно причащался и ходил с мамой в церковь. Старался не грешить, как то делали праведники, но у него не всегда получалось.

Колязин кинул бычок от скуренной сигареты куда-то в густую траву, закинул в рот арбузную жвачку и направился домой. Ещё года четыре назад он и подумать не мог, что станет таким. Совсем не мог. С малых лет какая-то смута скреблась в нём о том неизвестном грядущем, что так не хотелось