— Только не надо нас унижать! — хором возмутились пограничники и таможенники. — Мы выполняем свои обязанности, а вы свои!

— Значит так, исполняйте свои функциональные обязанности; но предупреждаю: если я потеряю хоть одного «трехсотого», вся ответственность ляжет на вас! — отрезала майор медслужбы. Затем круто развернулась на каблуках и решительно направилась к зданию аэропорта.

Откуда-то вынырнули солдаты-срочники в застиранном хэбэ с синими погонами и в кирзачах, разящих армейской ваксой, и поволокли носилки с ранеными на бетонку взлетной полосы, выстраивая в ряд.

«Как тех “двухсотых”, что я провожал после боя на высоте Кранты», — вспомнил Александр, снова пожалев, что сил сопротивляться — никаких.

Самолет, на котором доставили из Афгана группу раненых — десять человек, уныло торчал на полосе, отвалив кормовую аппарель[2]. Толпа пограничников и таможенников ломанулась внутрь — «шмонать». Летчики, равнодушно покуривая и поругиваясь, следили за их действиями. Тем временем прапорщик в союзной форме куда-то увел бойцов аэродромной команды…

— Что тут?! — рядом на носилках поднял голову рядовой Кулик. — Где мы?

— Мы с тобой, Лось, на аэродроме Тузель, в Ташкенте, — ответил Хантер, прислушиваясь, как внутри нарастает боль, постепенно заполняя каждую клетку. — Сейчас нас опять будут «шмонать» родные таможенники, чтоб им, сукам!

— А чем бой кончился? — завертел головой Лось. — Живой кто остался? Где Джойстик, Зверобой, Ерема, Чалдон?.. — посыпались горохом вопросы.

— Джойстик погиб, Чалдон тоже. А Зверобой с Еремой живы, отбились. Продержались, пока подмога не пришла… — Хантер не знал точно, но выдавал собственную версию событий, надеясь, что так оно и было.

— Хорошо, товарищ старший лейтенант, — обморочным голосом пробормотал Кулик. — Я вас только попрошу — вы меня здесь не бросайте, ладно? — Он умолк на полуслове и вырубился. Большинство из тех, кто прибыл с этим бортом, были без сознания — должно быть, действовали лекарства, — и только двое-трое шевелились, пытаясь осмотреться получше.

— Эй, летуны, вашу мать! — заорал старлей. — Зовите медиков — раненому хреново, сознание потерял!

От напряжения ему и самому стало худо — дрожь блуждала телом, разболелась нога, в ушах вовсю гудел какой-то надтреснутый колокол. Подбежали военные медики, присели над Куликом, начали ворожить. А из самолета, оживленно переговариваясь, тем временем вывалилась ватага пограничников и таможенников. Один из них — судя по повадкам, старший — тащил пакет с добычей: изъятое из багажа пилотов и медперсонала. Прямо на глазах у раненых таможенники начали разглядывать барахлишко, стибренное у экипажа: магнитофонные кассеты с записями бардов-афганцев, презервативы в ярких упаковках с аппетитными красотками, выкидные ножи, которыми только хлеб да колбасу кромсать, потому что даже консервную банку китайская сталь не брала, пузырьки с афганским мумием и прочую хренотень. Таможенники, как сытые шмели, удовлетворенно гудели прямо над носилками раненых, тогда как медики прямо у их ног останавливали кровь, обильно сочившуюся из культи левой ноги одного из парней.

— А где тот доходяга, которого пес нанюхал? — внезапно вспомнил таможенник, говоривший с акцентом. — Надо хорошо досмотреть! Пес свое дело знаит!

Он присел над Хантером, раскорячив ляжки, короткие толстые пальцы снова зашустрили по телу. Узбек распутывал концы повязок, отматывал бинты, копошился и отвратно сопел. Александра замутило.

— Что, стервятник, на мертвечинку потянуло? — насмешливо поинтересовался он, пока служивый рывками разматывал присохшую марлю на голове.

— Ты, не п…и мине тута! — невозмутимо бросил таможенник. — Сичас снимем с борта, будешь в местный санчасть подыхать, пока я штамп не поставлю!

— Смелый ты, козлина! — ощерился Хантер. В ушах зашумело. — Нам бы с тобой попозже свидеться, как на ноги встану…

— С этого и нада начинат, — отмахнулся таможенник. — Эй, медицина, ко мне! А ну-ка, гипс мне снимите с этот птиса-говорун… С правой, с правой! Похоже, он там кое-что запряталь!

Подошли медики, снова вспыхнул спор, но Хантер больше не слушал — ему становилось все хуже. Сквозь обморочную истому чувствовал, как кто-то бесцеремонно дергает и теребит правую ногу. Боль стремительно набрала обороты, и все окружающее стало безразлично — сейчас он боролся только с болью…

Тем временем послышался гул мощных двигателей борта, заходящего на посадку, и вскоре на стоянку неподалеку от санитарного борта вырулил «горбатый», то есть Ил-76. По рампе начали спускаться пассажиры — афганские заменщики и отпускники. Несколько молодых мужчин в штатском, похоже, офицеров, при виде обыска раненых прямо под открытым небом на бетонке возмущенно направились к беспредельщикам-таможенникам.

— Что за… твою мать?! — еще издали рявкнул один из афганцев, рослый широкоплечий блондин в нулевых кроссовках. — Вы это что себе позволяете?!

По лицам вновь прибывших было заметно, что они основательно под градусом и настроены воинственно.

— Товарищи офицеры! — попытался успокоить их все тот же упитанный подполковник-погранец. — Берите свои вещи и следуйте в зону досмотра! Все, что здесь происходит, — вне вашей компетенции…

— Какая, нах, компетенция?! — вскипел блондин, в упор глядя на узбека-таможенника, отламывавшего куски гипса с Сашкиной ноги. — Это ж чистое издевательство! Эй, ты, обезьяна! — обратился он к бдительном и мятому. — Ты чего лезешь, куда собака хер не совала?!

— Давай, вызывай караул! — побледнев, обратился бдительный к кому-то из пограничников. — Будем задерживать…

— Я тебе, падла, задержу! — рыкнул, зверея, нетрезвый блондин в джинсах-варенках.

Он шагнул к таможеннику и принял за грудки, с легкостью оторвав от бетона. А затем коротким хуком слева отправил в нокдаун. На взлетку брызнула кровь из разбитого фейса-лица. Началась неразбериха, мат взлетел до небес, но до большой драки дело не дошло. Через минуту вокруг носилок с ранеными собралась половина пассажиров «горбатого», а опухший фейс таможенника исчез за спинами пограничного наряда.

Тут подоспел аэродромный караул — до смерти перепуганный лейтенант с «макаровым» в кобуре и трое бойцов с автоматами. Однако на афганцев это не возымело действия — караул мигом оттерли от зоны конфликта, а запальчивый блондин посулил лейтенанту, мол, если тот не уберется отсюда подобру-поздорову, караул разоружат.

Вернулась майор медслужбы — старшая на санитарном борту, и только благодаря ей удалось кое-как угомонить афганцев и загасить конфликт. Таможенники, погранцы и караул под смех и улюлюканье отступили под защиту аэродромных сооружений, а заменщики с отпускниками собрались возле Ил-76, оживленно обсуждая детали стычки.

Майор — вполне ничего себе брюнетка лет тридцати пяти с миндалевидным разрезом зеленовато-карих глаз — присела рядом с Сашкиными носилками. Чувствовался в ней некий восточный шарм.