Наконец Рамона отправила в рот последний кусочек «Страсти», и пес деланно равнодушно отвернулся — мол, а я и не хотел. Но, ясное дело, это игра, опять-таки очень мужская игра. Пес почуял, что из кондитерской наконец выплывает его мадам, и неспешно направился к ней. Теперь на нее он будет смотреть страстными глазами, причем наверняка не безответно. Она, конечно, купила на его долю «Страсти» и чего-то такого же, очень парижского.

Рамона с облегчением откинулась на спинку удобного стула и посмотрела туда, где между домами, украшенными лепниной, освещенная дневным солнцем высилась Эйфелева башня.

Зачем она приехала в Париж на этот раз? Она отпила чаю из чашки, и ей стало смешно.

Она приехала… мстить.

Рамона залпом допила остывший чай, скользнула взглядом по незнакомцу, который подошел к телефону-автомату напротив входа в кондитерскую, и снял трубку. Он переминался с ноги на ногу, словно очень спешил или почему-то нервничал, и Рамона испытала злорадное удовольствие — наверняка звонит женщине, а ее нет…

Так кому она собралась мстить? Всему миру! Своему мужу! Самой себе!

Странное место для исполнения такого желания? Париж — город, в котором даже самые обычные домохозяйки, отправляясь в булочную за неизменными багетами, благоухают духами, а ветерок начальных дней октября купает всех подряд в совершенно летнем сладковатом аромате самшита.

Рамона втянула воздух и явственно ощутила этот запах, хотя ароматы кондитерской — ванили, корицы, патоки — пытались заморочить голову. Маленькие садики перед домами, увитыми плющом и диким виноградом, отороченные ровно подстриженными, сросшимися кустиками самшита, казалось, останутся неизменными всю осень и всю зиму… И так же будут благоухать.

Этот город, пропитанный сладостными ароматами, называют городом любви. Но с некоторых пор Рамона приняла истину, которая всегда казалась ей банальной: от любви до ненависти один шаг. Что ж, оригинальность истины пропадает, и она становится банальной, когда в нее поверит абсолютное большинство.

Может быть, она самая последняя на этой земле, кто поверил в эту истину?

Ее взгляд лениво и бездумно скользил вдоль улицы — Рамона ждала, когда к ней подойдет наблюдательная официантка и принесет чек, — но внезапно замер. На другой стороне улицы, на скамейке, окруженной цветником, сидела женщина, а недавний воздыхатель Рамоны чуть дальше, за мусорным вазоном, совершал пируэт. С его помощью он недвусмысленно давал понять всему миру — это его территория, здесь все его, начиная с хозяйки и заканчивая пирожными, которые она держит наготове в коробочке.

Еще один хозяин жизни.

С Гаем Гарнье Рамона познакомились в Манчестере, в технологическом институте. Она изучала технику, а он постигал тайны экономики. Было это двадцать лет назад. Они оба приехали из Штатов, уверенные, что европейское образование дает более широкие перспективы, чем американское.

Это легко объяснить, поскольку родители обоих были выходцами из Европы. Родители Гая переехали из Франции, когда ему было шесть. Мать Рамоны, англичанка, нашла свою любовь тоже студенткой, но Рамона родилась уже в Калифорнии, куда ее мать увез страстный молодой американец, в котором было четверть самой настоящей мексиканской крови.

В кампусе устроили вечеринку, новобранцы знакомились друг с другом. Гай Гарнье, конечно, не мог не блеснуть — как всякий француз, он умел веселиться. Он устроил всю эту кутерьму в квартире, которую снимал.

— Я вел к вам важного гостя, — начал Гай, торопливо сбрасывая черную куртку, — но по дороге он смутился. — Конечно, здесь столько молодых прелестных девушек, но сколько достойных молодых людей! Перед вами — один из них. — Он грациозно поклонился. — Когда узнал о конкурентах, он смутился, но для юных красавиц передал дар! — Гай повыше поднял сумку, в которой лежало что-то тяжелое. — Вот. — Гай самодовольно улыбнулся. — Но давайте-ка разберемся с его подарком!

Рамона заметила, какими горящими глазами девушки смотрели на Гая. Она тоже смотрела на него и думала — просто кривляка. Самый настоящий француз.

— Этот важный гость, конечно, тоже француз? — спросила она.

— А разве он может быть кем-то еще? Самый щедрый, самый стильный и самый обаятельный мужчина на свете — это французский мужчина, — тараторил Гай Гарнье, расстегивая замок на сумке и вынимая небольшие бутылочки. — Запомните, его зовут принц Алан де Полиньяк! А это… — он приподнял повыше бутылочку и выдержал паузу, как популярный телеведущий, который ожидает услышать вопль счастья от всей аудитории, — шампанское!

— Ух ты! — раздался срежиссированный вопль.

Одна экзальтированная девушка с факультета менеджмента подскочила к Гаю и повисла у него на шее.

— Я люблю всех французов!

Гай не растерялся, крепко обнял ее и заявил:

— Назначаю тебя королевой бала!

Рамона ухмыльнулась, глядя на парочку нахалов. Ну-ну, посмотрим. Подумать только, как всем хочется быть принцами и королевами!

— Итак, в этих синих бутылочках по двести миллилитров прекрасного вина в каждой. Принц уверяет, что лучше всего его пить из горлышка или через соломинку.

— Из горлышка! — кричали одни.

— Через соломинку! — пытались перекричать их другие.

А Гай вынимал и вынимал бутылочки на радость собравшимся.

— Так как все-таки называется это шампанское? — Рамона привыкла к точности в названиях и в оценках. Она подошла к Гаю, оттеснив «королеву» бала, которой бросила насмешливо: — Пойди отдохни. И сними корону, а то голова вспотеет.

Опешившая от таких слов «королева» отодвинулась, а Гай расхохотался и сказал:

— Хочешь, я тебя назначу моей королевой?

— Я сама себе королева, — отмахнулась Рамона и повторила: — Так как называется это шампанское?

— «Поммери», если тебе о чем-то это говорит, — бросил Гай, пристально разглядывая девушку.

Рамона давно поняла, что мужчины видят ее не такой, какой она видит себя. Ее светлые от природы волосы морочат им голову — считается, что блондинки глупые и легкомысленные. Но это ведь те, у которых голубые глаза. У нее глаза карие, точно такие, как у Фрэнка, ее любимого деда, в крови которого половина мексиканской крови. Стало быть, она на восьмую часть мексиканка. Вероятно, эта самая восьмушка в основном и определяет ее характер. По крайне мере, мать в этом уверена.

— Ладно, кончай глазеть. А то прожжешь на мне дырку, — бросила она. — Название «поммери» мне знакомо. Наверняка твой принц, которого ты, конечно, в глаза не видел, потомок мадам Поммери? Это она полторы сотни лет назад начала производство такого шампанского. Скажи, ты хорошо зарабатываешь на рекламе?

Гай молчал, потрясенный не столько манерой говорить с ним, но осведомленностью девушки. Заметив его замешательство, Рамона улыбнулась так, как полагается улыбаться блондинке.