Впрочем, пребывание первых жильцов продолжалось недолго, так что им не пришлось застать признаков неумолимого разрушения этого не слишком старательно построенного жилья: комиссаров образования всего через 6 лет после новоселья замели подчистую «органы», и это гигантское общежитие стало местом обитания курсантов военной академии до самого окончания советский власти, а затем, и уже бесповоротно – трущобами, перманентно-временно заполненными гастарбайтерами из азиатских окраин. По поверхности домов распространились трещины, кровли из оцинкованного железа покрылись ржавчиной, на краю крыш и на открытых солнцу балконах верхнего этажа выросли деревья, и все это вместе оказалось еще более интересной и сложной композицией ультра-авангардного концептуального искусства, под условным названием – «XX век», чем когда-либо представлялось его оригинальным создателям.

However, the stay of the first tenants did not last long, do they did not have to discover signs of the inexorable destruction of these not too diligently built dwellings. The commissars of education were swept clean by the “organs” just six years after the housewarming, and this gigantic hostel became the residence of the military academy cadets until the very end of the Soviet regime, and then, and already irrecoverably, slums, permanently-temporarily filled with guest workers from the Asian outskirts. Cracks spread across the surface of the houses, the galvanized iron roofs rusted, trees grew on the roof edges and sun-exposed balconies of the upper floor, and all this together turned out to be an even more interesting and complex composition of ultra-avant-garde conceptual art, which could have been named – "XX century", than had been ever envisaged by its original creators.

Сначала я рисовал просто так от восхищения открывшимся видом и контрастами бетонных обломков с живой природой и профилем современного города на заднем плане. Когда рисунков, сделанных из окон лестничных клеток моего дома накопилось побольше, я решил спуститься на землю и обойти эти уже пустующие дома с блокнотом и маркером, сфокусировав взгляд на уже знакомых из литературы элементах конструктивистских построек. Вся территория была обнесена высоким, но прозрачным забором, состоявшим, под стать окружающем паркам и дворам медицинских учреждений, из частокола стальных пик. Немногочисленные калитки были заперты на висячие замки. Кроме одной, за которой в глубине двора сидел полный человек в характерной майке без рукавов и с отсутствующим выражением лица. В этом, просматриваемом с улицы отсеке двора стояло несколько скромных (по московским понятиям, где каждая третья машина черный Мерседес, а каждая пятая Лэндровер какого-нибудь цвета) автомобилей. Возможно, работа сторожа состояла в присмотре за этими машинами, а, может, он был здесь, чтобы не пускать потенциальных скваттеров. Так или иначе, сидел он там не всё время, отлучаясь по своим надобностям, так что, улучив подходящий момент, я просочился, через калитку и дальше – на задний двор, где новые черты конструкции предстали предо мною во всех подробностях. Здесь открылись другие известные приёмы конструктивистского дизайна, как-то балконы, бегущие вдоль фасада, и соединяющие несколько жилых единиц наподобие кают средней палубы пассажирского парохода, и окна, встроенные в угол дома.

At first, I just drew out of admiration for the view and the contrasts between concrete debris, the wild nature and the profile of a modern city in the background. After several drawings made from the windows of the stairwells of my building, I decided to go down to the ground and walk around these already empty houses with a notebook and a marker, focusing my eyes on the constructivist type elements already familiar to me from literature. The entire territory was surrounded by a high but transparent fence, which, to match the surrounding parks and courtyards of medical institutions, consisted of a steel peaks palisade. The gates were pad-locked, except for one, behind which, in the depths of the yard, sat a fat man in a characteristic sleeveless underwear shirt and an absentminded expression on his face. In this compartment of the yard, viewed from the street, there were several modest (according to Moscow center norms, where every third car is a black Mercedes, and every fifth – Land Rover of some color) cars. Perhaps the man’s job was to keep an eye on those vehicles, or, maybe, he was there to keep potential squatters out. One way or another, he did not sit there all the time, absenting himself for his own needs, so, having seized the right moment, I “leaked” through the gate and further – into the backyard, where the additional design features appeared before me in all the details: such as balconies running along the facade, that connected several residential units like cabins on the middle deck of a passenger steamer, and windows built into the building’s corners.

После запойного часа рисования увиденного я, наконец осмотревшись, обнаружил позади и вокруг себя множество запаркованных прямо на поросшем травою щебеночном дворовом покрытии большое число автомобилей того же среднего пошиба с бирками – разрешениями на парковку, подвешенными на зеркалах заднего обзора внутри запертых машин. Количество их превышало ожидания при очевидной пустоте бетонных полу развалин, но вполне могло соответствовать потребностям жильцов десятиэтажного дома, постперестроечного времени, которое помещалось достаточно далеко на краю огороженной общим забором территории, принадлежавшей, по-видимому, тому же ведомству. Потоптавшись ещё на своём пятачке перед домами-призраками, я заметил, что среди запаркованных машин имеются кое какие владельцы, которые, неровен час, могут подумать, что моё присутствие и, главное, поведение (пишет-рисует чего-то в тетрадке) является нарушением порядка с последующими выводами не в мою пользу. Так или иначе необходимо было позаботиться об упорядоченном отступлении. Не желая объясняться с вернувшимся на своё место толстяком в майке, я позорно улизнул через кусты к выходу, открывшемуся со стороны нового дома для того, чтобы пропустить на парковку очередного законного клиента и, оказавшись снова на улице, «сделал ноги». По сути, мне там делать было больше нечего, разве что забраться внутрь какой-либо из бетонных развалюх и пробежаться по бесконечным коридорам с возможным риском провалиться или зависнуть на торчащей арматуре. Но до этого не дошло и не дойдёт теперь уже никогда.