Президент банка, импозантный мужчина средних лет, был заметно растерян:

— Нет. Совершенно определенно — нет. Вячеслав Иннокентьевич был человеком, если уж не совсем непьющим, то очень-очень малопьющим. Во-первых, наша работа требует трезвого к ней отношения. Кроме всего прочего, на сегодняшний день у нас были запланированы настолько ответственные встречи, что… Нет, это совершенно исключено. А, во-вторых, Вячеслав был очень дисциплинированным водителем, ну, а уж если рядом с ним сидела Настенька… Он ни за что не стал бы так по-глупому рисковать… Он ее просто боготворил… Они же малыша ждали… Нет, не верю, — твердым голосом закончил он и добавил: — Со своей стороны мы предпримем собственное расследование этой аварии и не позволим бросить тень на репутацию нашего банка».

— Минутку, — Горемыкина быстро просмотрела какую-то бумагу. — К нам только что поступила информация о результатах судебно-медицинской экспертизы по делу об этой аварии. Врачи сделали заключение, цитирую: «…следов алкоголя, каких-либо наркотических или отравляющих веществ в крови Глебова В. И. не обнаружено».

Черт, как Власова-то жалко, подумала я, выключая телевизор. Недели две назад показывали интервью с ним, так я еще порадовалась — мужику полтинник, а он бодрый, цветущий, энергия просто ключом бьет: новый сериал задумал снимать, пробы там всякие. Постарел он, конечно, но все равно еще хорош, очень даже «на ходу». Секс-символ всех времен и всех женщин. Ну, пусть не всех, но половина женского населения необъятного некогда Союза уж точно была в него влюблена. Высокий, стройный, красивый блондин… Улыбка… Взгляд… Был он чем-то похож на аристократа, как их в книгах описывают и в фильмах изображают, недаром его частенько на такие роли приглашали. Я сама, когда его на экране видела, думала: какой же он красивый и, самое главное, безмерно талантливый. А о его романах просто легенды рассказывали, часть из них, наверное, таковыми и была.

Сидя в кресле, я машинально собирала кошачью шерсть с обивки — Васька нещадно линял независимо от времени года, оставляя свою шерстку на всем, что попало. Но это полбеды. Дело в том, что его шерсть была каким-то странным образом наэлектризована, и ему достаточно было просто пройти мимо чего-нибудь, чтобы оставить на нем свои отметины. А уж если он вздумает обо что-то потереться!..

— Да, жалко мне Власова, — сказала я, скатывая в тугой комок собранную Васькину шерсть и поднимаясь, чтобы выкинуть ее в ведро. — И помочь ему я ничем не смогу, даже если захотела бы. Говорят, правда, что время все лечит. Хотя и не у всех, и не всегда. Правда, Васька? — В отчет молчание. — Васька, Василис! Ты куда спрятался? — Неужели выскочил, когда я дверь открывала? Тогда придется идти искать его в подвал, пока блох не набрался. — Васька, кошкин сын, где же ты?

Оставалось последнее средство, уж если он и сейчас не появится, то тогда точно придется идти его искать. Я пошла на кухню, открыла холодильник, достала кастрюльку с вареной рыбой и погремела крышкой — тут же раздался Васькин топот, в дверях материализовалась его бело-бежевая пушистая мордочка и прозвучало вопросительное «Мрр?»

— Нет у тебя, Васька, совести! — с облегчением сказала я. — А рыбы я тебе не дам — ел недавно. И так уже больше пяти килограммов весишь.

Поняв, что тревога была ложной, Васька укоризненно глянул на меня, медленно повернулся и отправился обратно в комнату, презрительно задрав лисьей пушистости бежевый хвост и виляя своими белоснежными галифе.

Ну, слава Богу, дома…

А шумиха вокруг гибели дочери Власова и не думала стихать. Журналюги и журналюшки всех окрасов и мастей так бесцеремонно лезли к нему за интервью, высказывая порой не только нелепые, но и оскорбительные предположения, что просто смотреть больно было. Так и хотелось сказать им: «Сволочи! Да оставьте вы мужика в покое, дайте в себя прийти! Трупоеды, представители второй древнейшей, вы край-то хоть видите или нет?»

Еженедельник «Сплетня» от 7-го мая особенно постарался, поместив на первой странице фотографию Власова, когда его из дома на место аварии вызвали — настоящий старик с потухшим взглядом, растерянный, может быть, даже еще не до конца понявший, какое непоправимое горе с ним случилось, или понявший, но отказывающийся поверить в эту страшную несправедливость судьбы, а рядом с ним женщина, тоже по-домашнему одетая. Она его поддерживает, он ее за плечи обнял, а скорее всего, опирается на нее — видимо, ноги не держат. Подпись под фотографией обещала много интересных подробностей на 4–7 страницах.

Как и ожидалось, это было очередное перетряхивание грязного белья, поштучное перемывание косточек беушного скелета из старого шкафа, но было и кое-что новое. Оказывается, фотографии с места аварии любезно предоставил редакции очевидец событий — у него чисто случайно с собой фотоаппарат был, вот он и наснимал, не иначе как для семейного альбома старался. Интересно, сколько он слупил с редакции за такой эксклюзив? А женщина рядом с Власовым — Екатерина Петровна Добрынина, которая последние полгода ведет с Власовым, так сказать, совместное хозяйство, деля кров и пищу. Конечно, было бы интересно рассмотреть ее получше, но стояла она вполоборота, и лица хорошо видно не было, а больше ни в одном издании ни ее фотографий, ни упоминаний о ней пока не появилось. Ну, да ладно, раз она попалась этим щелкоперам на глаза, они с нее с живой не слезут. Бог ей на помощь!

Я как в воду глядела. Та же «Сплетня» 14 мая дала на весь разворот статью «Новая любовь Александра Власова» с массой фотографий и большим" интервью с Добрыниной. Странное у меня сложилось впечатление от этой публикации, главное, я так и не смогла понять, что их может связывать — они же совершенно разные люди.

Ну, привел Власова в октябре прошлого года к ней на прием их общий знакомый. Ну, установились у них теплые дружеские отношения. Что дальше? Он артист — у него свои интересы, она врач, у нее — свои. Вопрос: где они пересекаются? Тринадцать лет разницы, если бы оба были артистами, можно понять: встречались союзы и чуднее, так ведь этого нет. Она нужна ему как врач? Но он же не лежачий больной, чтобы ему ежедневный осмотр требовался.

А главное, он-то ей зачем? Она, женщина состоятельная, с именем и положением в научных кругах, могла бы связать свою жизнь с человеком более спокойной профессии со сходными интересами, каким-нибудь крупным ученым, ну, там, академиком, профессором. Хотя профессор в ее жизни уже был: «После смерти моего мужа, профессора Баратовского мединститута Сергея Добрынина я даже подумать не могла, что когда-ни-будь встречу человека, который смягчит горечь моей потери, сможет вернуть меня к жизни». О Власове — так вообще с придыханием: «Трудно ли жить с гением? Очень трудно, но безумно интересно… Он исключительный человек: чуткий, добрый, необыкновенно ранимый, как все талантливые люди. Ужасная трагедия сблизила нас, мы находим поддержку друг в друге… Я так любила Настеньку…».

Красавицей Добрынину не назвала бы и лучшая подруга, какая-то бледная поганка, а не женщина. Она была даже не серая, а абсолютно бесцветная: что волосы, что глаза. Ни модной стрижки, ни макияжа, хотя для такого случая можно было бы привести себя в порядок.