сказать, это фельдмаршал Румянцев и добился победы с турками, и заключил мир, и подготовил почву для освоения полуострова.

Здесь возникает вопрос, который долго не могли решить русские историки и биографы. После заключения Кючук-Кайнарджийского мира русские войска по указанию фельдмаршала Румянцева продолжали занимать Крым и его крепости.

Первую попытку высказать правду о присоединении Крымского полуострова к Российской империи высказал известный историк Пётр Матвеевич Сакович в статье «Исторический обзор деятельности графа Румянцева-Задунайского и его сотрудников: князя Прозоровского, Суворова и Бринка»:

«Быстрое образование Новороссийского края, его счастливое приморское положение, богатства, которых едва только теперь промышленность и изыскания ученых начинают касаться, наконец, стратегическое значение провинций, облегающих Черное море, и его портов, относительно восточных наших соседей – вот данные, вследствие которых за именем Потемкина время утвердило право на исключительную признательность к нему России.

И действительно, мысль о Новороссийском крае сливается у нас с личностью князя Таврического: мы признаем его виновником бескровного приношения государству обширных берегов Черного моря: преклоняемся пред его проницательностью ума, его необыкновенным счастьем и легким успехом в предприятии, которое доставило России естественныя и, для полного развития ея сил, необходимыя на Юге границы: и, наконец, ослепленные блеском заслуги Потемкина в этом славном деле, до того увлекаемся, что совершенно исключаем из круга действователей другое лицо, если и менее занимавшее его современников, то едва ли не более его трудящееся, во всяком случае, предшествовавшее на той же самой стезе.

Быть может, убеждение, перешедшее к нам от дедов и отцов наших, насчет величия и славы князя Таврического, так сильно еще, что не дозволяет усомниться в неувядаемости пальмы, сорванной им на той же самой почве, на которой пожал уже славные лавры, за десять лет до него, Румянцев?..

Может статься, что на личность его мы смотрим еще глазами его современников, как на личность могущественного временщика, пред которым личность скрывалась под личиною, язык безмолствовал, а факты не смели высказываться наявь из архивов, более нежели на государственного сановника, на заслуги которого должны указывать дела и следы его прохождения в истории? Не судим ли мы о Потемкине по преданию, подражая льстивому языку его современников, а не на основании того, как отражается образ его в зеркале истории?

Подобная мысль, конечно, смела, имеет против себя общее мнение и отчасти даже историю, и может возбудить негодование в почитателях блестящей звезды князя Таврического. Но делать нечего; мысль эта, раз высказанная, должна быть подкреплена фактами…

Представляя на суд любителей отечественной истории доводы насчет справедливости вышеизложенного сомнения, считаю долгом объяснить, что оно, поколебавшее веру в исключительность услуги князя Таврического России, по предмету присоединения Крыма, образовалось вследствие рассмотрения дел, по ратификации Кючук-Кайнарджийского трактата и Крымской экспедиции 1776–1779 гг., найденных в бывшем архиве графа Румянцева-Задунайского; и цель отбора нашего состоит в посильном доказательстве, что в деле присоединения Крыма Потемкину досталось на долю, может, менее труда, нежели другим лицам и что исключительность этой заслуги не должна быть приписана ему одному. В судьбе Крыма и татар он является не более как счастливым пожинателем тех плодов военного искусства, дипломатической изворотливости и твердости характера, которыми отличался предшествовавший ему на том же поприще граф Румянцев. За Потемкиным осталась слава присоединения Крыма к России, и единственно потому, что он окончил дело, начатое и почти до конца доведенное героем Задунайским» (Русская беседа. М., 1858. 11. Третий год. Кн. 10. М., 1858. С. 1–3).

В книге, которую читатель держит в руках, описаны и вторая русско-турецкая война, и война с Наполеоном, и торжество мирных переговоров, с его трагическими противоречиями, а главное – наступление мира в России.

Используется и переписка Екатерины II и князя Потемкина, и переписка А. Суворова и Г. Потемкина, в этих письмах раскрываются подлинные характеры действующих лиц, искренние их желания, противоречия, результаты их поступков.

Сыновья графа П.А. Румянцева-Задунайского продолжили славную традицию служения Отечеству, и отдельного рассказа заслужил средний сын, Николай Петрович Румянцев.

В судьбе Николая Петровича большую роль играла не только императрица Екатерина II и император Павел I, но и император Александр I, который возвел его в звание государственного канцлера за успешное ведение переговоров со шведами и заключение выгодного для России Фридрихсгамского мира.

Скудость доступных материалов не предоставила возможность раскрыть характер Николая Петровича Румянцева во всей его полноте и многообразии.

Автор позволил себе вольность привлечь доступные материалы, используя объективный диалог между знакомыми и родственниками для раскрытия широкой картины государственной и императорской действительности, где постоянно находился избранный автором герой.

Жизненный путь и служение отечеству Николая Петровича Румянцева начинается и продолжается при правлении трех императоров России: Екатерины II, Павла I и Александра I.

В.В. Петелин,

доктор филологических наук

Книга первая

При дворе императрицы Екатерины II

Часть первая

В императорском дворце

1. Санкт-Петербург. Семейные раздумья

Екатерина II, укрепившись на императорском троне после переворота в июне 1762 года, стала одной из влиятельных фигур в европейских конфликтных делах: посадила на польский престол графа Понятовского, бывшего своего любовника, против которого поднялись конфедераты при поддержке Франции, вела бои с турками, которые в сентябре 1768 года заточили русского посланника Алексея Обрезкова в замок Семи башен и объявили России войну… Теперь же, после успешных действий русских войск против восставших поляков, подумывала и о разделе Польского королевства под неусыпным давлением Пруссии и Австрии.

Шел 1770 год, полный великих побед и испытаний. В Петербурге вспыхивали пожары, до Москвы дошла моровая чума, заволновались казаки, продолжалась битва в Польше. В императорском дворце в Петербурге Екатерина II невозмутимо принимала послов и других визитеров.

Неожиданно вошедший камергер принес ей радостное известие от принца Брауншвейгского – в битве при Кагуле главнокомандующий граф Румянцев наголову разбил огромное турецкое войско во главе с верховным визирем Халил-беем.

Прочитав донесение, Екатерина Алексеевна обратилась к собравшимся в ее кабинете:

– Принц Брауншвейгский был рядом с Румянцевым перед боем. Турки рвались на холм, где находилось командование, когда Румянцев, повернувшись к принцу, сказал генералам: «Теперь настало наше дело!» – и указующим жестом выкинул вперед руку. С криком, вы уж извините, «Виват Екатерина!» рванулись на врага, повсюду раздавались крики, генералы Племянников, Озеров, Олиц во главе своих отрядов бросились в самую гущу наступающих турок. Потом Румянцев послал в бой свою тяжелую кавалерию, генерал-поручик граф Салтыков, генерал-майор князь Долгоруков великую часть янычар положили на месте. Ни на минуту Румянцев не оставлял поле битвы, корпус Репнина, батальон Семена Воронцова шли