– Мне нет дела до них обоих.

– Дура! Он работает в прокуратуре и твоему заявлению грош цена.

– Ты совсем совесть потерял, брат? Значит, если бы я не ударила его, ты стоял и смотрел, как сначала душат, а потом насилуют твою сестру? И при этом я дура? Чем ты лучше него? Я предупреждала тебя, что добром это не кончится. Ты обещал мне, – Ксения говорила, вытирая слёзы. – Ты предал меня не сегодня, а гораздо раньше, выбрав себе новых друзей. Это не я дура, это ты предатель. Посмотри на моё лицо. Нравится? Нет у тебя больше не сестры, не домработницы. Разгребай этот свинарник сам. Вернусь со стажировки, перееду в квартиру бабушки. Горите вы, Павел Сергеевич, синим пламенем, – она прошла в свою комнату, закрыла дверь, завела будильник, легла на кровать, свернувшись калачиком пытаясь уснуть, но сон не приходил. Пережитое волнение и страх «прогнали» сон, да и за окном уже начинался ранний летний рассвет. «Почему в нашей семье не всё как у людей? – подумала она, переворачиваясь на спину. – Была нормальная семья. Дедушка академик, бабушка аспирантка, родители доктора наук, а семьи уже нет. А может, её и не было? Я класса до пятого и вопросов не задавала, почему мы живём так, а не иначе. Привыкла к тому, что дедушка и родители работали, а бабушка ходила в школу ко мне и Павлу, водила нас в кружки и секции, летом брала с собой в Крым к подруге. Родители никогда не брали нас с собой в отпуск и чаще отдыхали врозь. Дед умер, когда мне было четырнадцать. Отец стал считать себя хозяином, уговорил бабушку продать дом или разменять его на две квартиры. Год она держала оборону, а потом сдалась, но поставила условие, что будет жить отдельно в своей, пусть и однокомнатной, квартире. Семья переехала на шестой этаж девятиэтажного панельного дома, а бабушка на четвёртый этаж в кирпичной свечке в девять этажей. Дома разделяла маленькая роща, а путь от дома к дому занимал пять минут. Мы с Павлом окончили среднюю школу с разницей в год, хотя разница в возрасте у нас была два года, и оба поступили в университет. Я училась на втором курсе, когда отец в день моего совершеннолетия преподнёс подарок не только мне, но и всем остальным членам семьи. Он протянул мне доверенность, по которой передал свою долю в квартире мне и Павлу, и буднично сказал: «Вы теперь оба взрослые и можете позаботиться о себе сами. С мамой мы развелись, и я буду жить со своей аспиранткой. Я имею право на своё личное счастье». Праздник был испорчен. Я понимала, что он в чём-то прав, но так было делать нельзя. Можно было сообщить это раньше, позже, но не в мой день. Было очень обидно за себя и за бабушку. Я стала чаще бывать у неё, часто ночевала в её квартире. От неё я многое узнала о своих родителях, которые никогда не любили друг друга, а детей вообще не планировали. Получалось, что пока карьера шла вверх, они вынуждены были как-то уживаться, а когда достигли предела, семейная жизнь потеряла смысл. Бабушка умерла через год после ухода отца, оставив мне свою квартиру по завещанию. А ещё через год мама, собрав свои вещи, ушла к мужчине моложе себя. Мы с братом не были против новых отношений родителей. Это была их жизнь. Но мы не понимали, почему о нас даже не вспоминали? Родители работали, мы учились в одном университете на разных кафедрах, но встречались очень редко и мельком. От дома до университета десять минут пешком, и ни один из них не зашёл узнать, как мы живём. Хорошо, что бабушкину квартиру сдали в аренду и имели хоть какие-то деньги, брались за любую работу. Когда мне предложили стажировку в Англии, отец и мама были двумя руками «за», а когда я дала согласие и понадобились деньги, о которых они не могли не знать, они оба мне отказали. Отказали, даже не поинтересовавшись суммой и сроками. – Ксения вспомнила разговор с отцом.

– Пап, ты одолжишь мне денег? Кредит мне не дадут, а тебе я могу написать расписку на год.

– Ксюша, мне предстоят большие расходы. Ольга защитит диссертацию, мы оформим отношения и поедем в свадебное путешествие. Я имею на это право?

– Имеешь. Я всё понимаю, но зачем ты одобрял поездку, если не хочешь помочь? Желаю хорошего отдыха, – я вышла из кабинета и слёзы сами побежали по щекам. Прислонилась спиной к колонне и почти сразу услышала голос Ольги.

– Ты с ума сошёл? Что ты делаешь?

Достала телефон и включила диктофон, боясь быть замеченной.

– Я устал ждать. Сколько можно?

– Осталось немного, потерпи. Пройдёт защита и никакой свадьбы не будет, а если удастся, вытрясу из него деньги, и пусть он катится ко всем чертям, старый пень.

– Не такой он и старый. А если он догадается и твоя защита накроется, что будешь делать?

– Напишу заявление о домогательствах. Кому поверят ему или мне? Для всех я хорошая девочка. Жду тебя завтра утром, у него первая пара.

Послышался звук шагов, я выключила диктофон. Вернула запись к началу, прослушала и вернулась в кабинет.

– Удели мне всего две минуты, ровно столько длиться запись, – она включила диктофон и положила его перед отцом. – Я это сделала сейчас пока стояла за колонной и лила слёзы. Счастья тебе, папа.

Мне было всё равно, что он обо мне подумает или, что произойдёт между ними. Я не придумала ничего лучшего и пошла к маме. Мама даже не спросила, о какой сумме идёт речь.

– Ксюша, девочка моя, прости, но с деньгами сейчас трудно. Я взяла кредит на машину Руслану, а второй мне не дадут.

– Не оправдывайся, я всё понимаю, но нельзя быть настолько слепой.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Чтобы я не говорила, всё будет пропущено мимо ушей. Поезжай сама за ним и узнаешь, что у него за работа.

Я не хотела влезать в их жизнь, но обида за равнодушие душила меня и я сказала то, что сказала. Месяц назад я видела Руслана в ресторане с дамой лет пятидесяти. Взяв очередную подработку, я была переводчиком у группы китайцев, а вечером ужинала с ними в ресторане гостиницы. Администратор с удовольствием поделилась информацией о Руслане. «Это наш постоянный клиент Казанова, а женщина его спонсор на