МОНОЛОГ ВПОПЫХАХ

Ну куда мы спешим?

Ну куда мы спешим?

И каких же вершин достигаем?..

Сумасшедший режим:

рассвело — и бежим,

на работе, в метро досыпаем.

Посторонняя радость,

посторонняя грусть,

словно вырванная страница…

 — Как живешь?

— Ничего. Извини, тороплюсь!

А зачем, черт возьми,

торопиться?

Современник, собрат,

хоть минуту постой,

мне ответь, расспроси поподробней…

Мы кончаем беседовать на запятой —

так при скорости нашей удобней.

Ну куда мы спешим?

Оглянитесь вокруг:

карусель, свистопляска сплошная.

И урывками видятся муж с женой,

с другом друг…

Как рождаются дети, не знаю.

Ну куда мы спешим,

ну куда мы спешим

по бессмертному белому свету?

Реже в небо глядим,

даже меньше грешим —

просто некогда, времени нету.

Замечаю:

и я торопливо пишу,

недосуг в круговерти ошибки

проверить…

«Ну куда мы спешим?» —

я спросить вас спешу.

«Ну куда мы спешим?» —

поспешите ответить.

ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД

Вкусив запретного плода,

сатира — братца чёрта,

растить решила иногда

плоды такого сорта.

Не развратит моей среды

рептилия из рая.

Я предлагаю вам плоды,

играя, не карая.

А вдруг от них (мне каково?)

не остро и не сладко?

Я не Мичурин, я всего

не юная юннатка.

Здесь не о Юнне Мориц речь,

хотя о ней хотелось,

так как она сатиры меч

держать имела смелость.

Запретный плод…

Его с ветвей

мы сбрасывали дружно.

«Избавь, — молили, — суховей,

и унеси, и в прах развей!

Нам этого не нужно».

Боялись божьего суда

и высылки из рая.

А в нем с праправремен всегда —

лишь истина нагая.

Я думаю, меня поймет,

простит и не охает

тот,

перед кем запретный плод

сейчас благоухает.

СУПЕРПЕГАС

О, современность!

Ты прекрасна,

твой жуткий ритм меня взмесил.

Собрат завел себе Пегаса

в сто с лишним лошадиных сил.

Я говорю:

«Зачем так много?»

А он толкует мне о том,

Мол, вита-виа

(жизнь — дорога),

но не переводя притом.

Придуриваюсь:

«Что за «вита»?

Я знаю «пепси», «фанту», «квас»…

Он оглядел меня:

«Завидно?

Но это, братцы, не для вас».

Я говорю:

«Но виа, виа…

Раскрой мне тайну бытия.

Я ж помню, как, страдая, выла

однолошадная твоя».

Он отвечает:

«Это было,

но звук далеких дней погас.

А та, что выла,

та кобыла,

теперь «мустанг» —

«суперпегас».

Тут я познанья проявляю:

суперобложка, суперстар…

Я просто дурака валяю,

а он взбесился:

«Супер стар?!

А книги в твердом переплете?

О, темень окон избяных!

А сколько я истратил плоти

и времени (молчу о поте)

на выбиванье «избранных»?!»

Интересуюсь:

«Кем ты избран?»

Он мне надменно:

«Не тобой.

Я всюду издан, значит, избран

и государством, и судьбой».

«Дай бог! Всех благ!

А покатаешь?

А может, прокатиться дашь?»

«Я выбивать тираж, ты знаешь…»

«Смотри не вылети в…вираж!»

ЕЗДА В НЕЗНАЕМОЕ

Поэзия — вся! —

езда в незнаемое.

В. Маяковский

Во мне — и взялся-то откуда? —

сигнал опасности горит:

я всех работников ОРУДа

притягиваю,

как магнит.

Всегда,

куда я ни поеду,

маячит синее вдали…

Я помню каждую беседу

с любым сотрудником

ГАИ.

И если вспыльчивая муза

в соавторстве откажет мне,

ГАИ Советского Союза

ее заменит мне…

вполне.

Сказал сержант мне

на Рублевском,

тактично перейдя на «ты»,

что не согласен с Маяковским

он в отношении езды.

Автограф ставя в протоколе,

я вся была, как тетива…

Сержант спросил меня: «Доколе?!»,

но все-таки вернул права.

Из транса

(вместо реверанса),

клянясь сержанту — «никогда!»,

твердила я слова романса:

«ГАИ, ГАИ—

моя звезда».

На трассах

в повседневных кроссах

прозрели вдруг глаза мои:

Литература на колесах —

нет, не подарок для ГАИ.

Ах, мы еще немало сложим

строк о ГАИ…

когда-нибудь…

Но коль не знаешь правил,

сложен,

увы, в незнаемое путь.

Прошу, но только не у бога,

а у дорожной колеи:

«Не подведи меня,

дорога,

Не оборви контакт с ГАИ!»

Путь без нее неинтересен.

Я помню:

где-то у Филей

напел чуть-чуть моих

мне песен

один молоденький старлей.

Он не просил пройти за ним, но

нахмурил брови: «Не гони!»

Я поняла тогда —

взаимна

моя любовь

с моей ГАИ.

Но вдруг ее случайно сглазит

тот, в ком поэзия молчит?!

Поэтому пускай мой ЗАЗик[1]

пока

под тентом постоит.

РАЗГОВОР С ИНСПЕКТОРОМ ГАИ

О ПУТЯХ ТВОРЧЕСТВА

..А потом вдруг раздался

тревожный свисток,

в нем была усмирения сила.

— Чем разгневала вас,

о хранитель дорог?—

я его чуть смущенно спросила.

И в ответ было столько