Генерал вытер вспотевшую шею, покосился на кондиционер, презрительно оттопырив губу. Буржуйская техника, признаться, свое дело знала, но справиться с одновременным присутствием в кабинете двух десятков мужчин не смогла. Да и за окном пекло – лето было препоганое, и теперь солнце отыгрывается напоследок.

Он снова застегнул рубашку, поправил галстук, с огорчением признав, что пора бы подумать и о здоровье – вон, ткань врезалась в порядком раздавшуюся шею так, что глядишь – и синяки оставит. Затем ткнул пальцем в кнопку селектора. Буркнул:

– Зайди.

Почти тут же на пороге материализовалось милейшее белокурое создание, которому шла даже весьма далекая от изящества милицейская форма. Огромные голубые глаза – предмет тайных, и не очень тайных, вздохов половины мужчин, обитающих в этом здании, распахнулись, качнув длинными ресницами.

– Да, шеф?

С точки зрения генерала, Ниночка была красивой дурой. Красивой – это понятно, любой, кто не слеп, увидит и оценит. А дурой потому, что девушка совершенно не желала принимать правила поведения, которые были уместны в этом здании. Обращаться к себе по званию он ее так и не научил. А сделать девчонке серьезный выговор… язык не поворачивался. Все ж таки внучка одного его давнего знакомого, с которым генерала связывало не только что-то вроде дружбы, но и, в определенном смысле, долговые обязательства. Пусть и были эти долги чисто моральными. Он и на место секретаря взял-то ее вынужденно – дед попросил, как отказать. Сам бы предпочел видеть на этом месте кого постарше… и обязательно мужчину. Не то чтобы он был противником приема женщин на службу в МВД, но… но это все же мужская работа.

– Нина Сергеевна, – он сделал упор на отчестве, стараясь говорить сухим тоном, выражая ей свое неудовольствие хотя бы этим, – найдите капитана Буруна…

– Малдера? – хихикнула девушка и тут же, осознав, что перегнула палку, покраснела. Румянец ей, впрочем, тоже шел.

Генерал нахмурился, покачал головой с осуждением.

– Капитана Буруна. Всякого рода прозвища… прошу вас запомнить, что они здесь неуместны.

– Поняла… Иван Ильич.

– Найдите его, пусть зайдет ко мне.

– Как срочно?

Ему хотелось рявкнуть «вчера!», но особой срочности и в самом деле не было.

– Как получится.

– Хорошо, шеф.

Девушка скрылась за дверью.

Генерал сел, рука снова потянулась к галстуку, затем отдернулась. Если Мал… проклятие, если Бурун в здании, он появится в этом кабинете через несколько минут. Не стоит распускать себя ради столь краткой передышки.

Он вдруг подумал, что сейчас ему очень не помешала бы рюмочка хорошего коньяку. Обычно в сейфе всегда была бутылка – так, на всякий случай. Мало ли, кто заглянет в кабинет – важный гость, старый друг… или просто давление скакнет. Увы… заветная заначка опустела, а возобновить запас он как-то не собрался. Да уж… обязательно, сегодня же.

Определенно глоточек коньяку перед встречей с Мал… Буруном был бы весьма полезен. Стресс снять, как сейчас модно говорить.

Но до чего же прилипчивое прозвище. Генерал усмехнулся – безусловно, кличку эту Буруну дали не зря, и уже давно капитана называли Малдером и за глаза, и, бывало, в лицо. Был повод, что уж там. К фантастике генерал относился более чем прохладно, считая ее чтивом для тех, кто не способен разобраться в нюансах современной жизни, но тот американский сериал как-то смотрел… так, пару серий. Тогда и понял, собственно, почему капитан обзавелся таким прозвищем. Не то чтобы обидным… но несерьезным.

А генерал не любил несерьезности в любом ее проявлении. Будь то обувь не по форме, неспособность подчиненного четко доложить обстановку или неряшливо оформленное дело. Бардак в стране начинается тогда, когда на местах не умеют правильно сделать свою работу. Сколько таких вот кое-как сделанных дел разваливались в суде, сколько преступников выходило на свободу только потому, что кто-то поленился соблюсти все правила, все нормы. А халатное отношение к своей работе – оно ведь начинается с малого. Сперва делаешь уступку себе – являешься на работу небритым, в нечищеной обуви… а затем уступок становится все больше…

А еще печальнее, что и сам он прямо сейчас вот намеревается сделать глупость. Несусветную глупость – узнай об этом кто-то из руководства, и его в лучшем случае поднимут на смех и впаяют выговор за использование служебного положения в личных целях. А в худшем скажут просто, что пора старику на покой. Пора уступить кресло тем, кто моложе… кто думает о работе, а не о разной чепухе.

Голос Ниночки из селектора отвлек генерала от печальных размышлений.

– Иван Ильич, капитан Бурун ждет в приемной.

– Пусть заходит, – буркнул он. – И на ближайшие полчаса меня ни для кого нет.

– А если из министерства позвонят? – в который уже раз не удержалась она, хотя прекрасно знала, что услышит в ответ. Да он и не собирался отвечать.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

Шагин окинул взглядом нескладную фигуру капитана, поморщился при виде мало того что гражданского, так еще и не слишком тщательно выглаженного костюма. Коротко дернул рукой в сторону стоящих у стены кресел.

– Присаживайтесь, Сергей Павлович.

Капитан Сергей Павлович Бурун, также известный под прозвищем Малдер, с определенной долей истины мог считать себя неудачником. За плечами уже 34 года, перспектив особо никаких, да и достижений, признаться, тоже.

Окончив школу, он попытался поступить в вуз – но с треском провалился на первом же экзамене – как оказалось, школьный выпускной и вузовский вступительный – это две большие разницы. Затем армия… кому-то показалось хорошей идеей сделать из высокого парня десантника, и он два года осваивал рукопашный бой, прыжки с парашютом и прочие премудрости. Осваивал старательно – он вообще все делал старательно, другое дело, что получалось не всегда так, как хотелось.

Демобилизовавшись, в институт он все-таки поступил. Не благодаря порядком растраченным за два года знаниям, а просто потому, что отслужившим армию предоставлялись некоторые льготы. Пять лет раздумий о том, что выбранная специальность – прикладная математика – явно не то, о чем он мечтал. Пять лет скучных студенческих вечеринок – ему, немало повидавшему, все эти парни и девчонки казались сущими детьми. К тому же те из девчонок, что ему нравились, предпочитали парней из обеспеченных семей, каковых вокруг было немало. Пять лет корпения над учебниками – то, что одним доставалось легко, а другим… другим тоже легко, но за наличный расчет, ему приходилось брать с боем. Эти маленькие бои он не то чтобы проигрывал – нет, одна за другой уходили в прошлое сессии, но зачетная книжка сверкала трояками. И он, стараясь быть честным хотя бы с самим собой, признавал, что некоторая часть этих троек поставлена из милости, за сержантские погоны. Или, говоря языком более высокопарным, за отданный государству и народу священный долг.