Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда из пещеры выбежал кривозубый Баок и взмахнул рукой с дротиком. Гал успел помешать ему — от толчка Гала Баок упал в дождевую лужу, а дротик пролетел мимо зверя и вонзился в землю.
Что Баок хотел ранить леопарда, видели и женщины, высыпавшие на площадку перед пещерой.
Леопард задержался у дротика, обнюхал древко, пахнущее человеком, сбил лапой в грязь и, зарычав, скрылся за завесой дождя.
Люди знали: назад леопард не вернется и больше не нападет на них, потому что они заключили с ним мир.
— Ланны не враждуют с пятнистым зверем! — крикнул Гал под одобрительные голоса женщин.
Баок встал, потер ушибленное при падении плечо, ухмыльнулся:
— Гал боится пятнистого зверя!
— Баок поступил недостойно ланна! — ответил Гал.
Они стояли лицом к лицу — стройный Гал и сутуловатый Баок, младший брат Урбу. Тут же стоял Рун, брат Рего. Женщины и дети смотрели на них с беспокойством: стычка между Галом и Баоком была пострашнее леопарда…
* * *
Ланны умели переносить беды, не боялись вступать в битву с врагами, но были беспомощны против внутренних раздоров, где действовали запутанные, как колючий кустарник, законы. В повседневном быту племя распадалось на группы, каждая из которых во всем считала себя правой.
Гал и Рун не вступили в схватку с леопардом, потому что он предложил им мир. Зверь ушел от них без боя и без страха, подобно воину, не желающему проливать кровь.
Ланны не враждовали с хищниками, если те уважали их права. Сам Рего, лучший охотник племени, опускал копье вниз острием, если встретившийся ему на пути зверь уходил от него своей тропой, и никто не смел смеяться над Рего, даже Урбу.
Обвинив Гала в трусости, Баок произнес пустые слова. Он вел себя недостойно ланна. От страха он забился в дальний угол пещеры, когда Гал и Рун встали перед леопардом, но он метнул в леопарда дротик, когда зверь предложил ланнам мир и опасность уже никому не грозила. Гал изменил полет дротика, не дал Баоку ранить зверя. Любой охотник знал: раненый леопард опаснее тигра, он не прощает людям причиненную ему боль. Он объявляет им войну и начинает охотиться на женщин и детей.
Древний закон гласил: если ланн поднимает копье на леопарда, медведя, тигра и льва, он не имеет права ранить их — он обязан их победить. Тот, кто ранит хищного зверя, приносит племени беду.
Баок поднял дротик на леопарда, нарушил старый закон ланнов. Баока ждал суд племени, но за Баоком стоял Урбу, а Урбу больше чтил палицу, чем Закон.
Только три человека не страшились Урбу — Рего, Сухой Лу и Луху. Рего, как и Урбу, был вождем ланнов, Сухой Лу мог быть вождем, а Луху от старости давно забыла, что такое страх.
* * *
Ланны переживали беспокойные дни: мужчины не возвращались с охоты, ливням не было конца, огненные стрелы били не переставая, и так страшно грохотало, что подрагивали камни пещеры.
Племя без мужчин — беззащитно, а духи зла только того и ждут, чтобы ланны ослабели и можно было бы наслать на них болезни, отчаяние и страх. Зло пугается обильной пищи и танцев у веселых костров, а сейчас ланнам было не до веселья: дрова давали больше дыма, чем огня, пищи не хватало, на травяных матах, застланных шкурами, плакали больные дети.
С первым отрядом охотников ушел Рего. Он ступил в след куланов. Небо было еще высокое, голубое. На повороте тропы Рего оглянулся, поднял руку. Его жест означал: «Скоро вернусь!»
Но и опытным охотникам нелегко добывать куланов — Рего не вернулся, как обещал, и тогда Урбу увел в степь остальных мужчин.
Потом небо потемнело и хлынул ливень.
Уходя, Урбу оставил вместо себя Баока, хотя среди юношей, готовящихся исполнить брачный танец, силой и сноровкой выделялись Гал и Рун. Но Урбу хлопнул по плечу Баока, и никто, кроме Луху, не мог возразить ему. Луху сказала:
— Урбу оставляет власть над племенем недостойному!
Урбу поиграл палицей. Забавно: старая развалина осмеливалась возражать ему, хотя он мог смять ее, как пучок травы!
Ланны знали страшную силу Урбу. Ударом палицы он повергал наземь лошадь, перебивал хребет оленю, оглушал быка. Неукротимый в гневе, он не признавал ничьих советов. Повлиять на него мог лишь Рего: он был не только силен, но и мудр. В трудные для ланнов дни слова и палица Рего значили больше, чем одна только палица Урбу.
Так было, когда Урбу сорвал с Луху амулет анга и повесил себе на грудь. Согласно обычаю, этот амулет должен быть или у анга, который общается с духами предков и избавляет ланнов от болезней, или — если сам анга ушел в черные туманы — у мальчика, пока племя не признает нового анга. Урбу нарушил обычай, присвоил амулет себе. Вызывающе ухмыляясь, он стоял среди ланнов, положив руки на палицу. Рего спокойно снял с него амулет и надел на маленького Улу, двоюродного брата Риа, самой красивой девушки племени. Урбу впал было в ярость, но вскоре присмирел: он все-таки побаивался гнева предков, да и с Рего шутки плохи. Рего умел без лишнего шума охладить гнев Урбу, а за Рего неизменно стоял Сухой Лу. Но теперь никто не сдерживал Урбу. Он взглянул на Гала и Руна, усмехнулся:
— Кто поднимет руку на Баока — тот против Урбу!..
Баок не скрывал своего торжества над сверстниками. Урбу давал ему власть, а власть пьянила, как сок ковы, который ланны пьют у праздничных костров.
Оставшись за вождя, Баок задирал сверстников, раздавал шлепки подросткам, покрикивал на женщин, хотя ими распоряжалась Нга, жена Урбу. Втайне Баок желал, чтобы мужчины подольше не возвращались домой, — тогда он вдоволь насладился бы властью.
Мужчин и в самом деле долго не было. Вода отсекла их от пещеры, задержала в пути, а может быть, и еще какая беда задержала.
Не счесть зол, подстерегающих ланнов на земле. Только в краю черных туманов, куда ланны уходят после смерти, не бывает ливней, хищников и огненных стрел.
Но торжество Баока вскоре погасло, как костер под дождем: ланны начали голодать. В короткие перерывы между ливнями
