В саду нас заставляют учить цифры от 1 до 5 к школе. Реакции на все это дело у Севы ноль. Эффекта нет. Каждый день по несколько часов мы пытаемся эти цифры освоить и НИ-ЧЕ-ГО. У меня начинают опускаться руки. Кстати, благодаря зубрежке, что-то мы все-таки выучили, но, думаю, полезного эффекта в приложении таких сил к такому делу никакого нет.

Все это время мы ходим на занятия, по врачам, попадаем к нейропсихологу, психиатру, которые говорят, что в школу мы не попадем, говорят, что ребенок «дебил»… Давление усиливается, агрессия в обществе зашкаливает, никто не церемонится в выражениях, мне открыто в лицо говорили, что у меня такой ребенок, потому что я видимо употребляла алкоголь и наркотики, вела «веселый образ жизни».

Нам ставили много разных диагнозов: педагогическая запущенность (якобы я не занималась ребенком), умственная и психическая отсталость и отставание в развитии. И ничего по делу.

Время идет, а мы идем в первый класс в обычную школу, и здесь начинается настоящий ад. Стоит отметить, что дети с РАС очень чувствительны, им тяжело находиться в шуме, гаме, непонятных для них правилах. Их сложно встроить в привычную школьную систему.

Учитель мне честно сказал, что он не знает, как ему работать с Севой, как его учить, как с ним справляться.

Сева каждый день садился под парту и плакал, рвал тетради — не хотел, а возможно просто психоэмоционально не мог справиться со школьными буднями. На физкультуре он не мог выполнять и повторять движения, потому что была проблема с координацией, моторикой и скоростью повторения упражнений. И особенно с работой в команде.

Мы поменяли школу, так как в этой школе нас не ждали. Смириться с домашним обучением на тот момент я не могла и не хотела слышать про «коррекционку». У Севы, несмотря на РАС, высокий интеллект и мне хотелось, чтобы он учился в обычной школе.

В следующей школе все стало еще хуже. Учительница могла поставить по пять «двоек» за урок, таким образом, она пыталась «выжить» его из школы, Сева все время плакал.

Каждый раз, когда я отводила его в школу и приходила на работу, меня трясло, потому что у меня лежал телефон на столе, а там смс- оповещения из школы: уведомление об оценках, сообщения от учителя, я видела три «двойки» и понимала, что прямо сейчас в школе Сева рыдает под столом.

Логопед, психолог развернули особенно бурную деятельность. Меня вызывали на комиссии, пытались заставить забрать Севу на домашнее обучение, под давлением пытались заставить подписать протокол, что он не в состоянии учиться. И что я должна взять всю ответственность на себя за его дальнейшее образование.

Логопед как-то позвонила мне на мобильный вечером и сказала, что такие дети «переходят через дорогу и попадают под машины», что мы (и я, и Сева) неправильные. И лучше бы нам в школу больше не ходить.

Потом они собрали родительский комитет, где каждый родитель написал на нас жалобу, что мой ребенок мешает классу, что он неправильный, что это чуть ли не заразно, что Сева обижает детей. Папка с жалобами и историями была настолько огромная, что они «никогда не видели столько жалоб на одного ребенка».

Сейчас вспоминая весь этот ужас, я поражаюсь только одному — своей сдержанности и терпению Севы. Не понимаю иногда, как мы все это пережили.

Хотя у него не было сильных визуальных проявлений РАС, но он все очень остро переживал внутри себя. И даже дети в классе к нему хорошо относились, но я отчетливо понимала, что и в этой школе не будет ничего хорошего. Однажды настала точка кипения, можно сказать невозврата.

Учителя, родительский комитет и группа психологов и логопедов окончательно решили нас изжить и направили на ПМПК. Характеристика, которую написала учительница, была настолько враньем и преувеличением фактов, что даже на комиссии уточнили, а точно ли про Севу она была написана. Я ее читала, и у меня тряслись руки. Видимо, и кроткого кролика можно довести. Я встала на «тропу войны».

Тогда работала в Министерстве образования, что позволило мне несколько воспользоваться своими связями и хорошим к себе отношением со стороны сильных мира сего. Я собрала тщательно все переписки с учителем, изложила хронологически все издевательства и направила письмо лично директору. На следующее же утро он ждал меня у школы. Разговор состоялся тяжелый, но после которого от нас наконец-то отстали, и Сева смог проучиться еще год (2 класс), и мы пошли в следующую школу.

Видимо Вселенная решила дать нам отдых после таких страданий. И подарила нам целый год относительного покоя в новой школе. Я изначально поговорила с учителем, с родительским комитетом, с психологом и предупредила всех об особенностях Севы. Хочу выразить им отдельное спасибо за понимание и всестороннюю поддержку. Люди оказались отзывчивые, добрые. Стало намного легче жить, но на сердце было тяжело. Ведь все это время, все эти годы, я так ничего и не знала про диагноз, то есть мы лечились непонятно от чего, без диагноза.

И я начинала понимать, что мне нужно какое-то решение, потому что ребенок и я мучаемся, страдаем, так продолжаться больше не может.

Тонны статей, которые я перечитала, видео, которые я пересмотрела, случайно привели меня к очерку Елисея Осина. Тут же записалась на прием, запись к нему тогда была за полгода. Сейчас, кажется, сильно проще попасть.

Когда мы попали к нему на прием, я была в шоке. Через пару часов общения со мной и Севой вместе и отдельно, он ставит ранее мне не особенно известный диагноз — расстройство аутистического спектра (РАС). Боже, я столько лет оказывается ничего не знала! Начинаю срочно учиться, срочно читать, что это такое, узнаю, какая есть методика, чтобы с этим работать. Он мне рассказал про прикладной анализ поведения, который, как я быстро выяснила, стоит очень дорого, если нанимать специального человека на постоянной основе. Опять же сейчас, возможно, это все более доступно, но далеко не уверена.

Нахожу онлайн-курсы, начинаю учиться прикладному анализу и внедрять все в жизнь, в тот же момент заканчивается моя личная психотерапия (пришлось несколько лет заниматься с психологом), потому что за все эти годы я сама дошла до «самого дна», у меня началось РПП (расстройство пищевого поведения) в достаточно взрослом возрасте, где я сама была уже на грани жизни и смерти, началась сильная анорексия, проблемы в личной жизни, я никак не могла принять ситуацию с Севой, мне