Словно услышав мой призыв, бог послал мне двух дородныхмужиков и пожарную машину. Когда я увидела, что мужики (еще те верзилы) одинслева, другой справа выбираются из окон с очевидным намерением ступить накарниз, то на секунду потеряла дар речи, что в тот же миг поспешно исправилаистошным воплем.

— Стоять! — завопила я, и мужики повисли на подоконниках.

Их лица выражали первобытный ужас, хотя им-то ничто негрозило, никакой опасности.

— Если вы сделаете ко мне хоть один шаг, я разобьюсьвдребезги, — компетентно заверила их я, имея в виду ветхость карниза.

Они же подумали черт-те что.

— Не надо, — истерично воскликнул тот, что пытался зайтислева.

«Самой не хотелось бы», — подумала я, но даром трепатьязыком не стала.

Глянула вниз: пожарная машина разворачивается к стене дома.

— С вами сейчас будет разговаривать психолог, — сневыразимой нежностью сообщил второй мужик, который собирался зайти справа.

Симпатичный, между прочим, парень, и в моем вкусе. Я дажепококетничать с ним рискнула бы, когда бы он не был так сильно похож на моегомужа. Мерзавец Женька: я разобьюсь, а он приведет в мой дом молодую!

— На кой черт мне ваш психолог? — психанула я. — Мне не одуше думать надо, а о теле.

— Мы сделаем все, что вы пожелаете, — заверил похожий намужа. — Удовлетворим все ваши желания, только оставайтесь на месте.

Я посмотрела на него с невыразимым скептицизмом. Чем он тамсобирается меня удовлетворять, этот идиот? И, главное, кого? Меня? Женщину,видавшую виды? Женщину с моим опытом? До того момента, как нам встретиться, онузнал о жизни меньше, чем я забыла. Единственное, что он может сделать, этоокончательно развалить карниз. Господи, до чего же жить хочется! Просто напастькакая-то!

Пожарная машина зачем-то начала отъезжать от дома, что ямысленно совсем не одобрила и даже выругалась втайне от всех. Однако вскоремашина вернулась на прежнее место, совершив замысловатый маневр.

— У меня рука от напряжения отваливается! — громкопожаловалась я.

— Держитесь второй, — посоветовал мне кто-то снизу.

— Вторая занята, — пояснила я, с удивлением обнаруживая, чтосудорожно сжимаю в ладони… сотовый телефон.

Моя тяга к информации порой изумляет даже меня.

— Выбросите телефон и держитесь крепче за выступ, — крикнулмне тот, который ласковый. Я возмутилась:

— Ага, умный какой! Выбрось ему телефон! Цену его знаешь?

Как бы занимательна ни была эта тема, развернуть ее неудалось, — мой сотовый зазвонил. Я прижала его к уху и услышала раздраженныйголос Тамарки.

— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Куда ты пропала?!

Опа! Куда я пропала! Разве по телевизору меня еще непоказывают? Съемочные группы в подобных случаях прибывают раньше спасателей.

Во мне проснулась гордость, а с гордостью и скромность.

— Тома, ты чуть-чуть не вовремя, — попыталась смущенно объяснитья, но наглая Тамарка и слушать меня не стала.

— Я всегда не вовремя, — возмутилась она. — И ты всегда приделах и, как правило, глупостями занимаешься.

«Здесь она права», — мысленно согласилась я, но вслух тожевозмутилась.

— Тома! — завопила я. — Смерти моей жаждешь?

— Не вздумайте прыгать! — взревел кто-то снизу.

— Сейчас с вами будет говорить психолог, — нервно пообещализ окна ласковый.

Пожарная машина снова совершала немыслимые маневры, я жепо-прежнему околачивалась на карнизе и клацала зубами от холода.

— Мама, ты невозможная! — озверела Тамарка. — Сколько можнотебя ждать? Ты где?

— Даже сказать неловко, — посетовала я. Из окна слевавыглянул пожилой, но очень симпатичный мужчина, думаю, психолог.

— Давайте поговорим, — лаская меня взглядом, предложил он.

— Давайте, — согласилась я, мгновенно забывая про Тамарку.

— Вы очень хорошо выглядите, — сказал психолог. — Платьекрасивое. Версаче?

— Втюхини, — потупившись и краснея, сообщила я. — Последняяколлекция.

— Еще лучше, — одобрил психолог; Тамарка насторожилась.

— Мама, с кем ты там разговариваешь? — почему-то шепотомспросила она.

— С психологом, — не без гордости сообщила я. — Утром я былау стилиста, а теперь консультируюсь с психологом — шагаю в ногу со временем,как мне, умнице, это ни смешно. Но если будешь меня отвлекать, разобьюсьвдребезги.

— Только не вздумайте прыгать вниз! — нервно закричалласковый, зачем-то снова свешиваясь из окна.

— Полагаете, если я прыгну вверх, то вверх и полечу? —удивилась я.

— Держитесь крепче, — посоветовал второй.

— Сколько там мужиков? — сгорая от любопытства, потребовалаответа Тамарка. — И чем ты с ними занимаешься?

— Даже сказать неловко, — посетовала я.

— Платье вам очень к лицу, — продолжил беседу психолог. —Платье красивое, хоть и не от Версаче. Втюхини, думаю, даже лучше.

— Одно и то же, — скромно заметила я.

— Да, нынче в моде Втюхини, — согласился психолог. — И вамочень к лицу.

— Я рада, но в этом платье мне холодно.

— Да, лето нынче неласковое, — пригорюнился психолог.

— Мама, что там происходит? — встряла в разговор Тамарка. —Он кто?

— Их много, — ответила я.

— И кто они? — строго спросила она, но ответить я не могла,потому что вынуждена была уделять внимание еще и психологу.

— Вы на вечеринку собрались, раз так принарядились? —спросил он.

— Думаю, да, — ответила я, совершенно с ним соглашаясь.

Не стала бы я выряжаться в это платье без всякой цели. Разнадела Втюхини, значит, куда-то шла, но почему с утра, если на вечеринку…

Эта мысль была опасна, поскольку сразу вела череду других —в результате все упиралось в этот дурацкий карниз. Как я на него попала? Жуть!

— Вы спортсменка? — любезно поинтересовался психолог. —Занимались альпинизмом?

— Боже меня упаси! — ужаснулась я. — С детства боюсь высоты.Упади хоть раз с коляски, получила бы разрыв сердца.

— Как же вы сюда забрались? — абсолютно искренне изумилсяпсихолог.