христианином, верноподданным, добрым сыном, надежным товарищем, скромным и образованным юношей, исполнительным, терпеливым и расторопным офицером». При этом в 1843 году было издано Положение, согласно которому Михаилу Павловичу присваивалось звание Главного начальника военно-учебных заведений с властью и правами министра. Этот великий князь, как известно, имевший суровый внешний вид, обладал добрым сердцем и горячо любил военную молодежь; он всецело отдался делу ее воспитания. После смерти Михаила Павловича 28 августа 1849 года в его бумагах было найдено собственноручно им написанное «Прощание с моими детьми — военно-учебными заведениями». Это завещание по приказу императора Николая I с 1850 года в копиях выдавалось каждому кадету, выпускаемому в офицеры, а текст был выгравирован на бронзовой доске под памятником великому князю в столовой Дворянского полка и в Императорском зале Михайловского артиллерийского училища.

Михаила Павловича на его посту заменил наследник-цесаревич Александр Николаевич, будущий царь-освободитель. С восшествия последнего на престол в 1855 году главным начальником ВУЗ был назначен великий князь Михаил Николаевич, возглавлявший военно-учебное дело до 1891 года, после чего никто из императорской фамилии не занимал этот пост вплоть до марта 1900 года, когда во главе военно-учебных заведений волей императора Николая II был поставлен его двоюродный дядя — великий князь Константин Константинович со званием главного начальника ВУЗ. Он был на этом посту до 1910 года, когда получил звание главного инспектора ВУЗ, в каковом и пробыл вплоть до своей кончины (последовавшей 2 июня 1915 года), оставаясь, таким образом, во главе военного образования беспрерывно в течение пятнадцати лет.

Вскоре после своего назначения великий князь исходатайствовал перед государем возвращение кадетским корпусам прежних знамен, сданных в архив при переименовании корпусов в военные гимназии, и отдал распоряжение выносить их в строй на парадах «как наивысшую воинскую святыню и лучшее украшение кадетского строя».

Проведший всю свою молодость в строю и занявший пост главного начальника ВУЗ, после того как откомандовал ротой и батальоном в лейб-гвардии Измайловском полку и лейб-гвардии Преображенском, великий князь хорошо понимал, что представляет собой знамя для военного воспитания.

12 ноября 1913 года знамена благодаря великому князю пожалованы и тем корпусам, которые их еще не имели, причем августейший начальник считал необходимым лично вручать их каждому кадетскому корпусу в торжественной обстановке, «испытывая при этом гордость и восторг вместе с кадетами, видя знамя в строю корпуса», как он позднее писал в своих воспоминаниях.

Перед недоброй памяти революцией 1917 года кадетские корпуса, как пишет кадет-писатель С. Двигубский, «отличаясь друг от друга цветом погон, имели совершенно одинаковую учебную программу, воспитание, образ жизни и строевое учение. Из всех учебных заведений России они были, без всякого сомнения, наиболее характерными как по своей исключительной особенности, так и по той крепкой любви, которую кадеты питали к своему родному корпусу. Встретить в жизни бывшего кадета, не поминающего добром свой корпус, почти невозможно. Кадетские корпуса со своим начальствующим, учительским, воспитательским и обслуживающим персоналом высокой квалификации, с прекрасными помещениями классов, лабораторий, лазаретов, кухонь и бань, красивым обмундированием и благоустроенными спальнями, гимнастическими залами стоили императорской России очень дорого, и, несмотря на все эти затраты, при наличии 30 корпусов выпуск каждого года давал не более 1600 новых юнкеров, что, конечно, не могло удовлетворить нужду в офицерском составе армии».

«Но тут мы подходим к замечательному факту: этого числа было совершенно достаточно, чтобы дать закваску всей юнкерской массе и пропитать ее духом, который каждый кадет выносил с собой из корпусных стен и которым, незаметно для себя самих, насквозь проникались те, кто в военные школы приходил из гражданских учебных заведений. На этих кадетских дрожжах и поднималось пышное тесто корпуса офицеров Российской императорской армии. Кадетские корпуса прививали любовь к родине, армии и флоту, создавали военную касту, проникнутую насквозь лучшими историческими традициями, вырабатывали тот слой русского офицерства, на крови которого создавалась российская военная слава. Кадетская среда и обстановка воспитывали жертвенность, и потому не пустыми словами в жизни кадет являлась формула: «Сам погибай, а товарища выручай».

«Наружный лоск и подтянутость кадет были общеизвестны, погоны являлись гордостью каждого кадета, и он с детства привыкал их уважать. Образовательный и культурный уровень корпусов был выше среднеучебных заведений гражданского ведомства, что имело своим результатом тот факт, что на протяжении двух столетий Россия знала кроме военных героев и славных полководцев целый сонм ученых, писателей, художников, поэтов, композиторов, мореплавателей, путешественников и даже духовных подвижников и великих пастырей, вышедших из кадетской среды, то есть людей, которые являлись творцами и участниками великой и бессмертной русской культуры».

«Пройдет какой-нибудь десяток лет, — пишет другой кадет-писатель Г. Месняев, — и не останется на свете русских людей, которые помнят о тех мальчиках в военной форме, которые внешне, а еще более внутренне так отличались от своих сверстников, учившихся в гражданских учебных заведениях. Особняком, не сливаясь с ними, держали себя эти дети и юноши, носившие имя «кадет», как бы сознавая себя членами особого ордена, к которому русская дореволюционная интеллигенция относилась если не враждебно, то, во всяком случае, с некоторым осуждением. Кадетские корпуса не пользовались в штатских кругах, да и не могли пользоваться, популярностью, так как жили совсем другими идеалами, поклонялись иным богам и дышали иным воздухом. Их мировоззрение было ясным и простым, и это мировоззрение культивировалось только в старых стенах кадетских корпусов независимо от цвета их погон, — душа у всех кадет была одна, находился ли корпус в Петербурге, Москве, Полоцке или Симбирске. И в столице, и в глухой провинции — везде кадеты были едины. Они не только учились по одним и тем же учебникам, читали одни и те же книги, но и с первых же шагов входа под гулкие корпусные своды их окружала одна и та же атмосфера, которую они незаметно для себя впитывали на всю жизнь».

«В те времена никто не внушал кадетам любви и преданности царю и Родине и никто не твердил им о долге, доблести и самопожертвовании. Но во всей корпусной обстановке было нечто такое, что без слов говорило им об этих высоких понятиях, говорило без слов детской душе о том, что она приобщалась к тому миру, где смерть за Отечество есть святое и само собой разумеющееся дело. И когда впервые десятилетний ребенок видел, что под величавые звуки «Встречи» над строем поднималось ветхое полотнище знамени, его сердце впервые вздрагивало от чувства патриотизма и уже навсегда отдавало себя чувству любви и гордости к тому, что символизировало мощь и величие России… Так, незаметно, день за днем, без всякого внешнего принуждения душа и