Чаусов, предчувствую удачу, от волнения зарделся и даже прижал руку к сердцу, мол, ему-то можно доверять:

– Елена Дмитриевна! Не сомневайтесь! Да я встану перед ним на колени и буду стоять до тех пор, пока не подпишет указ об освобождении Егора и восстановлении его в звании генерал-майора.

– Ну, это уж из области фантазий.

– Вовсе нет! Если Егор представит доказательства участия западных спецслужб, это будет такой удар! Да что я говорю, тогда Егору не только погоны нужно возвращать… Да я бы тогда и Героя ему дал!

«Ещё чуть-чуть и предложит Егору возглавить МВД…»

– Нет, Иван Игнатич, героя нам не надо… Но я, так и быть, попробую.

– На вас, Элен, последняя надежда.

Всю дорогу до Покрова Элен думала о том, как убедить Егора в том, что это вполне приемлемый вариант, а другого способа поскорее выйти на свободу у него не будет. «Но он же у меня упёртый, скажет: не нужны мне их подачки! Впрочем, есть убойный аргумент: чем скорее выйдешь на свободу, тем скорее отомстишь своим обидчикам».

Однако такой реакции, которая последовала вслед за её рассказом о встрече с Чаусовым, Элен не ожидала. Егор даже не удивился этому знакомству, сразу выдал:

– И сколько же тебе заплатили?

– Ты о чём?

– Я спрашиваю: в евро или в долларах?

Элен очень непросто довезти до слёз, но тут еле сдержалась – если самый близкий человек высказывает подозрения, значит, либо она ничего не понимает в людях, либо Егор доведён до такого состояния, что готов поверить в предательство своей любимой. Попыталась свести всё к шутке:

– Так в монгольских тугриках теперь своим агентам платят. Разве ты не знаешь …

Егор только махнул рукой, соглашаясь с тем, что переборщил, не справился с эмоциями:

– Ну сама подумай, с какой стати я буду работать на тех, кто меня сюда запрятал? Наплодили себе врагов, а теперь: Егорушка, милый, выручай! Это ж надо, до чего дошло! Из генерала решили сделать подсадную утку.

Такое сравнение рассмешило Элен:

– Егор, ну какая же ты утка? Если надеть генеральский мундир, то скорее индюк надутый, не признающий компромиссов…

– Ой, да сколь раз я уже им уступал! То этого нельзя сажать, то надо кого-то поскорее отправить на нары, хотя прямых улик так и не нашли. Надоело! Не хочу больше играть в их игры.

Наступил тот самый момент, когда Элен следовало выложить свой козырь. Егор находился в состоянии пловца, которого затягивает в омут, и он уже, по сути, перестал бороться… А всё потому, что смысла нет! Вот и надо предложить ему цель, ради достижения которой можно и гордыню свою смирить, и пойти на какие-то уступки, даже где-то прикинуться овечкой, если потребуют обстоятельства. Если есть цель, тогда ситуация покажется не столь уж безнадёжной.

– Егор, а ты не хочешь этим людям отомстить? Ну тем, кто тебя подставил. Тем, кто состряпал это дело.

Что-то уж и вовсе неожиданное! У Егора никогда не возникала такая мысль. Одно дело добиваться справедливости, а другое – самосуд. Нет, это совсем не для него.

– Хочешь сделать из меня графа Монте Кристо? – и криво усмехнувшись, продолжал: – А где сундук с драгоценностями? Без него вряд ли что-нибудь получится.

– Сундука нет, зато есть я.

Элен надеялась на свои связи с Чаусовым, да и Лехницкий наверняка сохранил копию файла с компроматом, ради которого ей пришлось отправиться в Париж – надо знать коварство Идельсона, поэтому без подстраховки Лехницкому не обойтись. Тут, правда, придётся подождать, когда он выйдет из тюрьмы, где отбывает срок за незаконные денежные операции. Однако Егор ничего это не знал, поэтому его ирония была вполне уместна. Перед Элен возник вопрос: рассказать или не стоит? Есть риск испортить отношения с Чаусовым и СВР, но, если сохранить свою Одиссею в тайне от Егора, тогда вряд ли удастся его переубедить. К тому же, обладая более полной информацией, он сможет разработать эффективный план, а уж она ему поможет.

И вот прижалась к его уху, чтобы не подслушали. Исповедью это не назовёшь, скорее напоминало пересказ сюжета шпионского романа, причём настолько замысловатого, что вряд ли найдётся человек, способный воплотить всё это в жизнь, тем более, если речь идёт не о российском Джеймсе Бонде, а о хрупкой женщине. Неудивительно, что у Егора чуть глаза на лоб не вылезли после первых слов Элен. Сразу хотел выдать ей по полной программе, но помешал поцелуй, долгий, длившийся несколько минут, так что у обоих дыхание перехватило. В общем, сработала уловка – Егор только покачал головой и, ещё не избавившись от нахлынувших эмоций, слегка осоловевшими глазами посмотрел на Элен, ожидая продолжения.

Понятно, что Элен опустила множество деталей, однако сочла необходимым упомянуть основных участников событий – помимо Чаусова и Лехницкого, это Ришар, Жосс, Шарль, Гастон. Кто знает, возможно, придётся кого-то из них использовать в дальнейшем. А в голове Егора в это время блуждала мысль: можно ли доверять Элен, если она три года скрывала всё это от него? В итоге пришёл к выводу, что скрывала, только чтобы не подставить. Кто знает, как поступили бы с Егором, если бы в СВР узнали, что Элен нарушила договор, сообщив ему неподлежащую разглашению информацию.

Дело оставалось за малым – разработать план, который устроил бы и Чаусова с компанией, и самого Егора, если он и в самом деле намерен отомстить.

Глава 2. Старый знакомый

Егор решил не предпринимать никаких усилий для того, чтобы сблизиться с Неваляевым, рассчитывая, что это произойдёт как бы само собой, поскольку опальный генерал наверняка привлечёт к себе внимание нового обитателя колонии, причём не меньшее, чем министр или губернатор, погоревшие на взятках.

Когда Неваляева ввели в казарму, все, не сговариваясь, посмотрели на него, причём наверняка испытывали разные чувства. Одни злорадствовали, ничуть этого не скрывая, кто-то посмотрел с сочувствием, но большинству, по сути, он был совершенно безразличен. Его появление здесь лишь подтверждало мысль, что спорить с властью бесполезно – если назначили виновным, так тому и быть. Вот и Егор только искоса глянул на вновь прибывшего и указал на свободную шконку в нижнем ярусе, у самого окна. Что ж, старшему в казарме так и положено себя вести.

А чуть позже, когда Егор вышел покурить, Неваляев сел рядом на скамейку и протянул пачку «голуаз»:

– Настоящие французские, не то, что лепят в Ярославле. Я с собой несколько блоков прихватил.

Закурили. Егор молчал, а Неваляев