Он исполнил всю объявленную программу. Пораженные точностью исполнения зрители не жалели аплодисментов. А во втором отделении он пел в более высоком диапазоне, чем вызвал восторженные возгласы слушателей. Его голос не был мужским, более того, он вообще был не похож на голос человека. Он так легко и свободно брал высокие ноты, что казалось, внутри у него – синтезатор: нажмешь на клавишу – и зазвучит. Сам певец словно был механизмом. Наверное, он казался американцам еще одним чудом японской электроники, потому что один из зрителей восхищенно закричал: «Хайтек войс мэйд ин джапан!»[2]

Голос Каору свел маму с ума. Он поверг в прах маминого кумира Фреди Меркьюри, чьи записи она слушала на компакт-дисках. Ее сердце сжал в руках этот японец. Он стоял перед ней и исполнял незатейливые песенки двухсотлетней давности, произведения, где не было ни бита, ни крика. Не успел концерт закончиться, как она выбежала из зала, купила цветы и пристроилась к очереди в гримерку. Ей хотелось во что бы то ни стало хоть одним словом выразить ему свой восторг. Подруга подшучивала над ней: «Ты опять без ума от голубого».

Она вложила в букет записку со своим адресом и телефоном, может быть, это и помогло, через три дня мама приняла приглашение Каору поужинать. Они сидели друг напротив друга в итальянском ресторане на Четвертой улице, и мама помнит, как от смущения паста застревала у нее в горле. Каору засыпал маму вопросами. Где она родилась, где росла, почему изучает японскую литературу, что собирается делать через два года, что любит в Америке, что ненавидит, откуда родом ее японские предки – он задавал ей эти вопросы, будто хотел проверить, насколько она подходит для той роли, в которой он хотел ее видеть.

Когда они встретились во второй раз, Каору пригласил маму к себе в номер и поцеловал. Она удивилась: «Так ты не гей?» – «Был бы геем, жилось бы проще», – ответил он. Из жалости или нет, но мама ответила на желание Каору и отдалась ему.

Только раз Каору назвал маму именем другой женщины. Он тут же поправился и сделал вид, что ничего не произошло. Мама пристала к Каору с расспросами, кому принадлежит это совсем не похожее на ее имя, но Каору не проронил ни слова. Мама и сама забыла его, но ты уверена: Фудзико.

Тогда, учась в аспирантуре, мама была немного полнее; тот, кто хотя бы раз видел ее улыбку, не мог забыть ее. Глядя на фотографию Фудзико Асакавы в молодости, ты заметила у них с мамой одинаковые ямочки на щеках. Несомненно, Каору это сразу привлекло в маме: он видел в ее ямочках черты своей первой любви.

Однажды Каору пригласил маму в Атлантик-Сити и с ностальгией рассказал ей о тех временах, когда он только приехал в Америку. Мама нафантазировала, что раз Каору-сан обладает таким проникновенным голосом, который может разбудить в человеке его глубоко скрытые переживания, значит, в юности он был ранимым и беззащитным. Но, узнав, что Каору проводил дни в буйствах и разврате, она была еще больше очарована им.

Они выиграли в казино, обрадованный Каору посадил маму в красный «шевроле», взятый напрокат, и повез под венец. Он сделал ей предложение:

– Ты защитишь диплом и уедешь в Калифорнию, да? Я хочу жить вместе с тобой, выходи за меня.

А мама сказала ему:

– Хорошо, – так легко и непринужденно, будто ее, чуть захмелевшую от коктейлей, пригласили потанцевать.

Ты поехала в Нэмуригаоку, пригород Токио, где прошли детские годы Каору, и встретилась с его старшей сестрой Андзю. Из рассказов слепой Андзю, сохранившей в памяти поступки и слова Каору минувших дней, ты узнала, что твои предки жили любовью и музыкой. С чувствами, молитвами и надеждами твоего отца Каору, деда Куродо, прадеда Джей Би и его матери мадам Баттерфляй в твою жизнь ворвались войны, революции, колонии, пепелища, самураи, военные, императорский лес и песчаный берег реки Т.М. – все то, к чему ты не имела раньше никакого отношения. Разве можно говорить: XX век меня не касается? Все твои предки встретили несчастную любовь. Вот и мама отдала сердце человеку, который бросился в омут безответной любви, и на нее свалилось вдовье горе. Может, придет время и наступит твой несчастливый черед? Конечно, такие дурацкие мысли следует гнать подальше. Тебе хочется разорвать порочный круг печальной любви, раз у папы не получилось. Именно поэтому ты должна найти его, сделать так, чтобы он покончил с этой любовью и вернулся в дом под красной крышей, где за переводами и вязаньем его ждет твоя мама.

Каждую неделю ты обязательно отсылаешь маме мэйл, посвящая ее в историю, хранящуюся за семью печатями в доме Токива в Нэмуригаоке:

Я узнала, что мой прадедушка, сын мадам Баттерфляй, был шпионом. А дедушка увел у генерала Макартура любовницу, самую красивую японскую актрису.

Неудивительно, что в ответ на твои отчеты мама спрашивает:

– И кто же автор этого романа?

Оказывается, Каору никогда не рассказывал твоей маме о своем отце или деде. Он делился с ней только воспоминаниями о своей матери. Однажды мама написала тебе:

Когда я в задумчивости гляжу на стену, я почему-то вижу там Каору. Он смотрит на меня с тоской, как будто встретился со своей молодой матерью. Я полушутя спрашиваю у него: «Неужели я так похожа на твою покойную мать?» – а он серьезно отвечает: «После смерти отца мама часто смотрела на стену таким же отсутствующим взглядом. Поэтому, когда я вижу женщину, которая смотрит на стену, я не могу ее оставить». – «Значит, тебе не важно кто, лишь бы смотрела на стену?» – спросила я. «Нет, глядя на стену, она должна молиться». – «О чем же мне молиться?»

Слушая Андзю, которая лучше кого бы то ни было знала Каору в детстве, ты представляла своего папу маленьким: он видел печальный образ матери на стене в парке, слышал ее вздохи в легком дуновении ветра, едва касавшемся его ушей, в запахе тостов улавливал аромат маминой кожи. И после встречи с твоей мамой он не избавился от детских привычек и искал материнской ласки. Когда ты рассказала об этом маме, она ответила:

В конце концов Каору вернется куда-то, а ты поджидай его там. Ты скоро поймешь, где оно, это место. Он обязательно там появится, хотя, возможно, зайдет еще куда-нибудь по дороге.

Место, куда в конце концов вернется папа… Это, должно быть, место, куда возвращаются все дети с эдиповым комплексом. Его мать покоится в могиле. Если он собрался на тот свет, как ни старайся, найти его не удастся. Неужели мама хочет сказать: «Поймай Каору, когда он придет на могилу к матери?» Интересно, где могила Кирико, родной матери Каору. А может, мама верит, что место, куда Каору в конце концов вернется, – это ваш дом с красной крышей, где его ждут?

Ты пока не сказала маме о ней. Тебе не хочется верить в то, что папа всей душой и телом любил не маму, а ее. Наделив маму ролью Пенелопы, а дочь – комплексом Электры, Каору надеялся оживить любовь, которой никогда не суждено было осуществиться в этой жизни. На другом берегу Тихого океана Каору сходил с ума от любви, о которой его жена даже не подозревала. Эта любовь началась в ту пору, когда мальчик мечтает спать в одной постели со своей матерью, и длится до сегодняшних дней. Получается, он предает жену и дочь, разве не так? Значит, нужно сказать маме: это письмо, которое ты так бережешь, – тоже вранье. Значит, Япония для Каору и для вас с мамой – страна кошмаров? Но у него было полно возможностей очнуться от них. Сейчас он пересек Тихий океан, отделивший кошмар от реальности. Зачем ему возвращаться туда, где продолжается все тот же кошмар?