Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"...Следы укусов и синяки - это всего лишь любовные записки, написанные на плоти..."
Это также относится к рубцам и порезам.
Было ли объединение эротического хоррора и БДСМ-эротики мудрым шагом, учитывая все заблуждения, с которыми садомазохизму уже приходится бороться, не говоря уже о заблуждениях авторов хорроров? Кто знает? Будущее будет моим судьей, но рисковать - это то, что я делаю. Моя готовность раздвинуть общепринятые границы и бросить вызов табу, без сомнения, и заставила вас в первую очередь взяться за эту книгу. Но, поместив их рядом, я надеюсь показать отчетливую разницу между ними, разительный контраст между садизмом и мазохизмом, которые безопасны, вменяемы, полны любви и согласия, и настоящей психопатией. Если я выполнил свою работу, то к тому времени, когда вы дойдете до конца этой небольшой подборки, различия должны быть очевидны. Должно быть очевидно, что не каждый садист является психопатом или социопаткой. Этот конкретный садист, на самом деле, весьма сострадателен и романтичен. Некоторые, включая мою Mалышку, сказали бы исключительно так.
Моя Mалышка, которая, как я с гордостью могу сказать, также является моей невестой, - это сама моя жизнь и дыхание. Я обожаю ее, как ни одну женщину, которую я когда-либо знал, и никогда бы не сделал ничего, что могло бы причинить ей боль (без ее согласия, конечно). На самом деле, большинство людей, ведущих садо-мазо образ жизни, необычайно любвеобильны, даже когда они душат, бьют плетьми, колотят палками, режут, шлепают, убивают электрическим током и поджигают друг друга. Некоторые из самых открытых, честных, уважительных, взаимных, страстных, романтичных и общительных пар, которых я знаю, связывают друг друга веревками и цепями и регулярно шлепают друг друга.
Если бы вы уже не были готовы и, осмелюсь сказать, с нетерпением ожидали экстремальных, ужасающих, блевотных сцен сексуального насилия, изображенных в моих эротических рассказах ужасов, вы, вероятно, не купили бы именно эту книгу. У меня есть другие книги, которые гораздо менее сексуальны. Гораздо более рассудительны и философскиe, хотя, возможно, не менее жестокиe. Но вы выбрали именно эту. Итак, когда вы читаете это извращенное собрание ужаса и извращенности, дикости и разврата, поймите, что вы одновременно заглядываете в мое воображение и в мою жизнь. Я действительно надеюсь, что вы способны провести различие между этими двумя понятиями.
- Рэт Джеймс Уайт
где-то рядом с Остином, Техас
Сентябрь, 20, 2014.
Рэт Джеймс Уайт
"Pacпятый купидон"
Посвящается маме.
"Жёстче, папочка!"
Она очень миниатюрная.
В свои тридцать семь лет ростом не выше девочки-подростка, ну, может быть, капельку крупнее, хотя и старается всеми силами меня в этом разубедить.
- Неправда, я не настолько маленькая, - говорит она.
Но я-то, я-то не слепой, я видел размер одежды, которую она носит. Тот же самый размер носит моя дочь, моя младшая дочь. У неё такая нежная кожа, хочется впиться в неё зубами, попробовать на вкус, и ты почти не сомневаешься, что консистенция у неё будет, как у зефира или свежеиспечённого хлеба с начинкой из чего-нибудь сладкого внутри, что-то наподобие сливочного крема или глазури, или запечённых в сахаре яблок с корицей. Она выглядит настолько хрупкой, что я даже боюсь касаться её, боюсь, что она треснет и рассыплется на тысячи кусочков, как фарфоровая статуэтка или растает, как скульптура, вылепленная из фруктового эскимо.
Поэтому я глотаю своё рычание и двигаюсь в ней нежно, не торопясь, держу своего "зверя" запертым в клетке. Стараюсь обуздать это похотливое, садистское желание вдолбить член в её "киску" "по самое не балуй", заколотить его, как гвоздь в шейку её матки, и она чувствует это прекрасно. Не в силах сдержаться, я толкаю немного сильнее, уже приготовившись услышать, как взвизгнет она в ответ на это восхитительное смешанное чувство удовольствия и дискомфорта, звук, который я привык слышать от женщины в подобный момент. Вместо этого она шепчет мне, прерывисто дыша:
- Жёстче, Папочка...
Серьёзно? Ты понимаешь о чём сейчас просишь? Я не из числа тех неумелых обсосов, с которыми ты раньше имела дело. Я - долбаный монстр в постели, я -разрушитель миров, я - чудовище! Уверена? Ты правда готова к этому?
- Жёстче, Папочка! - настойчиво повторяет она.
Я принимаю положение упор лёжа, уравновешивая своё тело на костяшках кулаков и кончиках пальцев ног, а затем обрушиваюсь на неё сверху, подобно цунами, на полном ходу сминающей прибрежную полосу пляжа.
Ещё раз и ещё, глубже, быстрее.
Ну, как тебе это, а? А? Как тебе такое? Ты этого хотела, этого? Так тебе нравится?
- Вот так, да, жёстче, Папочка...
Ты что, издеваешься? Я ведь уже не молод для такого дерьма, мне давно не двадцать пять лет, а с утра ещё вставать и идти на работу. У меня прострелы в спине, я не могу долго держать такой темп.
Стоп, стоп, стоп, стоп! Да что такое я несу?! Я - Иван Грозный, Аттила, Македонский, я - повелитель мира, а эта "киска" - мой... эта "киска" - мой вселенский трофей!
Рычание вырывается у меня из груди и грохочущим эхом прокатывается по тёмной спальне, как звук работающего на полных оборотах двигателя. Я перекатываю её на живот, кусаю за шею и загоняю член ещё глубже, двигаясь ещё хлеще, ещё быстрее, силясь проникнуть в неё так глубоко, как только могу дотянуться, до самой её души, проткнуть её и нанизать на свой член, как на железный шампур.
- Жёстче, Папочка, жёстче!
Одной рукой я сгребаю в горсть её косички, тяну их на себя, одновременно хлопая другой рукой по её заднице, не мягко и игриво, а сильно, хлёстко и вместе со звучным смачным шлепком на её ягодице остаётся прям чёткий ярко-красный отпечаток моей ладони, тут же начинающий превращаться в сине-фиолетовый синяк. Я снова кусаю её, на этот раз за плечо, на этот раз ещё глубже погружая свои зубы в её мягкую плоть. Я слышу её тяжёлый прерывистый хрип и чувствую, как она сильнее выгибает подо мной спину.
О, да-а-а, она любит боль.
Она питается моей первобытной жестокостью.
Я вижу блеск в её глазах от резкого скачка дофамина[1]в крови и похоть вспыхивает и искрится в её тёмно-синих зрачках, как просыпавшиеся кристаллики амфетамина.
-
