и епископа, постепенно ускоряется по мере удаления в глубину, так что последние фигуры кажутся почти бегущими. Несмотря на разнообразие индивидуальных образов, вся масса людей составляет как бы одно целое. В этом ощущении единого порыва, в безграничности пространства, в динамике композиции, строящейся на пересечении диагоналей, в резком ракурсе летящего ангела можно почувствовать уже черты творческой индивидуальности Тинторетто. Столь же индивидуальна и манера письма: динамичный, свободный мазок, особенно смелый в фигурах дальнего плана легких, призрачных, едва намеченных беглой кистью.

Первый шумный успех принесла Тинторетто картина „Чудо святого Марка", написанная в 1548 году для Скуола ди Сан Марко - одного из филантропических братств Венеции. Сюжетом ее послужила легенда об александрийском рабе, тайно посещавшем, вопреки запрещению хозяина, могилу святого Марка. За это раба хотели публично подвергнуть жестокому наказанию, однако внезапно спустившийся с неба святой спас его от мучений. При появлении Марка сами собою распались орудия пытки в руках палачей, и охваченные смятением язычники не посмели более прикоснуться к своей жертве.

В этом произведении, пожалуй, наиболее последовательно воплотилось стремление Тинторетто объединить элементы венецианской и римской школ. Написанная в лучших традициях венецианской живописи, сияющая насыщенными горячими тонами картина, колорит которой построен на традиционном для школы Тициана контрасте красного и синего цветов и на сопоставлении больших красочных пятен, выдает, вместе с тем, несомненное влияние римско-флорентийского искусства. Многое здесь необычно для живописи Венеции: драматическая напряженность действия, возбужденные до преувеличенности движения изображаемых людей, наконец, головокружительный ракурс фигуры святого. В „Чуде святого Марка" есть и прямые заимствования из произведений римских художников, в первую очередь, Микеланджело. Таковы статуи на фронтоне виднеющегося в глубине храма, несомненно навеянные прославленными фигурами надгробий Медичи, карабкающиеся на подножье колонн любопытные зрители, напоминающие аналогичные фигуры в фреске Рафаэля „Изгнание Илиодора", стремительно летящий вниз головой Марк, похожий на ангела из только что завершенной Микеланджело фрески в капелле Паолина.

Возникает вопрос: видел ли Тинторетто все эти произведения, был ли он в Риме и во Флоренции или довольствовался лишь тем, что могли сообщить или показать ему приезжие мастера? Вопрос этот остается открытым. Хотя горячий интерес художника к искусству Рима и его знакомство с произведениями римской школы говорят в пользу такой поездки, никаких свидетельств о ней до нас не дошло. Мы знаем лишь со слов современников, что Тинторетто имел в своей мастерской слепки со статуй Микеланджело для капеллы Медичи.

„Чудо святого Марка" поразило современников и вызвало много толков. Но хотя картина и не была признана всеми, успех ее все же был очень велик и обеспечил художнику новые заказы. Он исполняет работы для многих церквей города, для Дворца дожей, для влиятельных корпораций Санта Тринита, Сан Марко, занимая с этого времени место в первом ряду венецианских живописцев. В 1550 году Тинторетто женился на Фаустине деи Вескови, от которой имел семерых детей. Двое из них - Маргарита и Доменико - унаследовали профессию отца.

Работы 1550-х годов отражают широту творческого диапазона художника. Некоторые из них создают впечатление, что его занимает теперь, прежде всего, решение формальных проблем. Такова картина „Адам и Ева" из библейского цикла, созданного в 1550 - 1553 годах для Скуола делла Тринита. Обратившись к излюбленному мотиву венецианской живописи - изображению нагих фигур в пейзаже, - Тинторетто, однако, сосредоточивает внимание не на живой трепетности тела, а на движении фигур, их взаимном соответствии, положении в пространстве.

Лишь один-два года отделяют цикл так называемых „фризов" на библейские темы (Мадрид, Прадо) от „Адама и Евы", но перед нами словно другой художник. Тонкое поэтическое обаяние и пьянящее чувство радости жизни исходит от этих картин, уводящих зрителя в мир пленительной фантазии. Что-то родственное искусству великого современника и соперника Тинторетто Паоло Веронезе есть в декоративной красоте мадридских „фризов", написанных с виртуозной легкостью в почти эскизной манере искрящимися сияющими красками.

В несколько ином преломлении звучит тема чувственной земной красоты в дрезденской картине „Спасение Арсинои". Сюжетом ее послужила написанная по мотивам рассказа древнеримского писателя Лукана французская средневековая повесть о похищении рыцарем Ганимедом заточенной в темнице принцессы Арсинои, сестры египетской царицы Клеопатры. Сумерки. У подножья массивной каменной башни качается на мутно-зеленых волнах гондола. Рыцарь принимает в объятия спускающуюся по веревочной лестнице Арсиною. Сидя на борту лодки, снимает цепи с ног служанка, на корме склонился над веслом гребец. В густой тени, падающей от башни, глухо поблескивают доспехи рыцаря и белеют обнаженные тела женщин. Лишь виднеющаяся справа узкая полоска неба озарена неярким зеленоватым светом, блики которого дробятся на зыбкой поверхности моря.

Многое в этой картине говорит о влиянии маньеризма - удлиненность женских тел, их причудливые, змеящиеся очертания, прихотливая игра линий, ограниченность глубины пространства, высоко поднятый горизонт. Но используя эти приемы, Тинторетто подчиняет их замыслу картины. Волнистые контуры фигур, извивающиеся линии чернеющих на нагих телах железных цепей, круто изогнутый борт лодки, горбатые гребни пенящихся волн создают беспокойный колеблющийся ритм, соответствующий романтической взволнованности повествования.

Один из самых поэтичных образов Тинторетто, созданных в эти годы, - образ библейской красавицы Сусанны („Сусанна и старцы"). С блестящим мастерством пишет художник ослепительное нагое тело на фоне сочной зелени сада. В этой картине Тинторетто выступает как продолжатель лучших традиций „золотого века" венецианской живописи.

„Введение во храм" в церкви Санта Мариа дель Орто (1555 г.) открывает перед нами новый мир. Картина эта равно далека как от холодной рассудочности „Адама и Евы", так и от чувственной прелести и изысканного декоративизма мадридских „фризов", „Арсинои", „Сусанны". Скорее в ней воскресают драматизм и патетика „Чуда святого Марка", только в отличие от этой картины здесь возрастает значение случайных эпизодических персонажей, направляющих внимание зрителя к главному действующему лицу.

Сюжет введения в храм юной Марии был одним из популярнейших в венецианской живописи. Художники от Чима да Конельяно до Тициана охотно использовали его для создания великолепного зрелища праздничной Венеции. Тинторетто привлекает иное. Он драматизирует рассказ. Этой цели служит необычная композиция картины. Отказавшись от традиционного расположения фигур и масс параллельно плоскости холста, он разворачивает действие на асимметричной полукруглой лестнице, поднимающейся прямо от нижнего края картины. Выбрав низкую точку зрения, Тинторетто помещает на первых ступенях изображенные крупным планом фигуры нищих, женщину с девочкой, еще одну женщину. Лишь в глубине справа вырисовывается на фоне неба маленькая фигурка Марии, совершающей трудное восхождение по крутым ступеням. Но хотя она не находится ни на переднем плане, ни в центре картины, расположение фигур, жесты и взоры присутствующих, диагонально перерезающая композицию граница света и тени неуклонно подводят к ней