воедино желания носить латексный леопард, управлять людьми и обязательно выделяться необычными хобби. Медленные покачивания с фитнес-мячом на пилатесе богемам не подходят — они рождены, чтобы восхищать. Например, ходить в экспедиции в Антарктиду.

В самом начале пути за окном проносились достаточно однообразные пейзажи, поэтому моя новая знакомая настойчиво старалась приукрасить нашу дорожную действительность и развлечь меня элитарными историями своей жизни. К концу первого дня я уже знал полный список несостоявшихся спутников жизни, а кто был очень к тому близок, к сожалению, оказался слабаком.

— Вообще ты, Артемий, конечно, не обижайся, но какая от вас, мужиков, польза? — томно закатывая глаза и закидывая ноги на торпеду, завела знакомую мне песню Таня.

— Не понял наезда! — я сделал вид, что обиделся, хотя уже примерно понимал, что перлов от подруги будет много — хоть в блокнот записывай.

— Ну реально. Я на кого из бывших ни гляну — ну все немощи какие-то. И у подруг все мужья такие. Зачем их вообще заводить?

— Но мужья ж не котята, чтоб их заводить. А ты чего вообще от мужиков ждешь?

— Жизни я жду, жиз-ни! — отчеканивая, обратилась то ли ко мне, то ли ко Вселенной Таня. — Понимаешь? Чтобы рядом с мужиком дышать полной грудью хотелось. Встаешь утром с постели — и жить хочется.

— Как-то подозрительно описание мужика со смыслом жизни пересекается, — засмеялся я. — Может, от него пользы все-таки чуть больше, чем тебе кажется?

Есть такая штука — называется «синдром попутчика». Это когда ты всю жизнь проблемы в себе носил, ни с кем не делился, а потом вдруг сел в поезд Харьков — Ужгород, нашел в купе жертву и вывалил ей всю свою боль за сутки в пути. Жертва вроде сначала с упоением слушала — ведь про чужое горе всегда интересно, — а утром вышла из поезда с кисловатым ощущением внутри и не может понять, отчего же так на душе мерзко. Будто ею как мусорным баком для отходов воспользовались. Я такие вещи давно уловил и с собой в эти игры не играю. Могу выслушать и поддержать, но через себя не пропускаю, поэтому подобного рода истории воспринимаю безразлично.

С точки зрения отшельника в кругосветке, который уже давно парится о совершенно других вещах, простые рассказы и мелодрамы были в какой-то степени даже интересны. Как забавное напоминание о том, что где-то все еще существует тот реальный мир. В котором люди обижаются друг на друга из-за невыполненного обещания, сочиняют невероятные рассказы и обманывают, кричат и хлопают дверями. В моей жизни так давно не было всему этому места, что казалось, будто все живут, как мы с Марусей, — просто наслаждаются временем вместе. Когда ты целыми днями в движении, принимаешь нестандартные решения, рискуешь планами, а иногда и жизнью, ругаться из-за мелочей кажется глупостью.

И так как Танины драматичные этюды были по-настоящему остросюжетными и захватывающими, а ехать в гробовой тишине четыре дня не хотелось, ее рассказы я не перебивал. А периодически еще и подбадривал всякими: «Да ты что?!», «Ну ничего себе!», «А он тебе что?».

Первый вечер устроили в очень популярном для Чили формате ночлега — арендовали уютный усадебный домик, кабаньяс. Это когда в придачу к комнатам получаешь целый двор непуганой живности — кошки, куры, гуси, птица разная. Даже две косули спокойно разгуливали по территории, не обращая на нас никакого внимания. Кроме хозяев и домашних зверьков — никого. Глубокая приятная тишина, слышно только, как комары перед закатом бунтуют.

Внутри дома все было обставлено уютно и очень по-домашнему, в стиле «рустик»[1]. Круглый деревянный стол с резными ножками и пятилитровой бочкой вина сверху. Милая кухня c чугунной коллекцией чайников и турок для кофе. И самое главное — две отдельных спальни. По стенам то тут, то там развешана памятная посуда, принадлежности для охоты и, видимо, вообще все, что не вмещалось в маленькие стеклянные серванты на тонких ножках. Ужас и пылесборник для украинской хозяйки, гордость для чилийской — эти предметы были очень самобытными и интересными, поэтому мы разглядывали и трогали их добрых два часа.

Настроение было такое спокойное, что не хотелось даже громко разговаривать или делиться какими-то впечатлениями. Поэтому Таня просто нашла в коллекции самый красивый чайник с тонким носиком, мы заварили сбор трав и угостились местным медом с перцем чили и базиликом. Вкус слегка непривычный, но очень приятный и покалывающий язык. После такого мирного вечера в этой тиши я спал как сурок — поэтому утром был бодр и готов выезжать уже с восходом солнца.

Но только я. Таня, как подобает уважающей (даже слишком уважающей) себя девушке, слишком долго нежилась в постели, а потом еще дольше всю себя собирала, наводя красоту перед зеркалом в кухне (для кого?). Ее абсолютно не волновали ни моя спешка, ни планы к вечеру успеть в Пуэрто-Монт до закрытия рентала. Пришлось включить менеджера в стиле «цигель, цигель, ай лю-лю». Только после этого мы наконец выдвинулись в путь. На часах уже было 11:00!

Теперь ландшафт за окном стал заметно интереснее. С каждым новым десятком километров на горизонте вырастали все более острые горные массивы, которые отвлекали от бесконечной белой разделительной полосы перед собой. Кульминацией стала провинция Осорно c одноименным вулканом, где мы и решили остановиться. По дороге перед нами показалась заснеженная верхушка великана, возвышавшаяся на высоте две с половиной тысячи метров. Пока мы лавировали по извилистой дороге национального парка, она то пропадала, то снова появлялась в самый неожиданный момент. «А он оправдывает свое название — Озорной вулкан», — подумал я, улыбаясь.

Когда мы наконец добрались до подножия и смогли разглядеть пейзаж полностью, не отвлекаясь на дорогу, картина просто потрясла. На редкость фотогенично расположившийся между двумя озерами с чистейшей бирюзовой водой и имеющий практически идеальную конусообразную форму, вулкан точно мог потягаться красотой с самой Фудзиямой. Теперь я понял, почему Осорно называют южноамериканским двойником. Больше всего радовало то, что это потрясение было внезапным. Когда приезжаешь смотреть на Фудзи-сана (как его уважительно величают сами японцы), невольно внутри сидит ожидание: «Ну, давай, покори меня!» И он, конечно, покоряет, но у него будто нет права. А тут ты стоишь, как чистый белый лист, впитываешь фантастичность момента и просто думаешь: «Е-мое, ну как же все-таки это красиво и неожиданно!»

Я был не первым кругосветчиком, которого очаровал Осорно. В далеком 1835-м Чарльз Дарвин, тоже будучи в трансконтинентальном путешествии, с этого самого места наблюдал за его извержением. Осорно считается одним из