рябью

Летят перелетные птицы.

И наши нестертые грани

Никак меж собой не сомкнутся,

И утром ноябрьским ранним

Тебе снова не с кем проснуться.

Не чувствуешь, как ни старайся,

Чем небо опухшее дышит.

И тот, кто всех ближе казался —

Тот снова тебя не услышит.

И в поисках кнопки тревожной

Бредешь ты по голым сугробам.

А может быстрей и надежней

Домчать до Луны автостопом.

Мы разные – это прекрасно,

Но в этом насмешка успеха,

Что в мире прекрасных и разных

Так трудно найти человека.

И если быть честным с собою,

То только в одном мы и схожи:

Нам хочется гладить душою,

А чувствовать тонкою кожей.

Без граней, без блеска, без пыли,

Без веса, объема и роста,

Мечтаем мы, чтобы любили

Нас в жизни хотя бы раз

Просто.

Шампанское

Мне двадцать. Шампанское пеной,

На исписанном клочке нет свободного места.

Мне все по плечу, и моря по колено,

И по зубам любые Эвересты.

И планы такие дерзкие,

И мир вокруг меня вертится.

Я заедаю бутерброд нарезкой,

А в груди сердце, как прожектор, светится.

Мне тридцать. Все та же пена,

Взрываются бешеные пузырьки.

Я все еще шлю сигналы вселенной

Неровными буквами от руки.

И в перерыве отражение бледное

Мне шепотом успевает сказать:

Чтобы исполнилось то, заветное,

Надо стараться потише желать.

Мне сорок, я слишком взрослая,

Не удивить сюрпризами,

Но также втихую сверяюсь с астропрогнозами

И эзотерическими экспертизами.

Не верю ночным признаниям

И незнакомцам под масками,

А сама, как в двадцать, жгу бумажку с желанием

И бросаю в шампанское.

Я мудрая и почтенная,

Я доживаю столетие.

Вылетело напрочь из головы название пенного,

Путаю адреса и междометия.

Лишь кошки на старые имена отзываются,

А к друзьям некуда больше заглядывать,

Но я начинаю понимать, как мне кажется,

Как все-таки правильно надо загадывать.

И может не поздно еще лечить

Прожектор внутри полуночными сказками,

Жаль только, давно запретили врачи

Пенное пить шампанское.

Колючки

И была она дерзкая да колючая.

Хочешь потрогать? Не вопрос.

Но всегда на сто баллов – и локон накрученный,

И маникюр модный, и лайки получены,

И можно бы лучше, да куда еще лучше -

Икона до кончиков волос.

И была она – ты ей слово, она тебе десять,

Жалко, что ли, слова?

Только первый ряд, и на лучшем месте,

И сама все знает, и с советом не лезьте,

А вот этого мальчика, пожалуй, взвесьте,

Лучше два.

И была она смелая и гордая,

Знала цену.

Завтракала с икрой бутербродами,

Гоняла на бентли, не церемонилась с пешеходами,

И в бутиках, примеряя шмотки модные,

Тайком поглядывала на сцену.

И была она самая классная,

Найдешь ли круче?

Перчатки кожаные, губы красные,

И три высших, и языки знает разные,

И все это выдумки, что несчастная,

Просто одной лучше.

И была она настоящая,

Пока никого рядом нет.

И все папики одурачены,

Помада съедена, локоны взлохмачены,

Долги погашены, счета оплачены,

Аплодирует интернет.

И в такие моменты

Так не кстати проникают в комнату лучики,

Раздражают аплодисменты,

И комплименты, и дешевый блеск новостной ленты.

И она стоит перед зеркалом догола раздета

И сдирает с себя, прямо с кожей, колючки.

Стакан

Оптимист сказал: до края

Будет полон мой стакан.

Скептик бойко возражает:

Это зрения обман.

Пессимист, глаза нахмурив

Говорил – воды здесь нет.

Там в стакане пляшет буря -

Замечал один поэт.

Математик думал – сколько

Капель из него текло?

Реалист сказал – здесь только

Есть стакан, а он – стекло.

А стаканы бьются к счастью –

Добавлял один простак.

Явно здесь работал мастер –

Антиквар отметил так.

Музыкант изящной вилкой

По стакану постучал,

И тотчас жемчужной ниткой

Хор мелодий зазвучал.

А один бродяга в споре

Говорил с дрожаньем рук,

Что стакан – его опора,

Наваждение и друг.

Тем лишь сможем мы гордиться,

Замечал мудрец, кто нам

В бедной старости напиться

Принесет воды стакан.

Кулинар: стаканом можно

Отмерять продукты в торт.

Вольный рисовал художник

Со стаканом натюрморт.

А стакан стоял безмолвно,

Будто вовсе ни при чем.

Каждый то, чем сам наполнен,

То всегда и видел в нем.

Шахматы

Где-то там в голубой дали,

Где в морях ураганы смелые,

Деревянные короли

Научились ходить по белому.

И с тех мы вот так живем,

С этой полукривой усмешкою:

Все хотели бы быть ферзем,

А по факту гоняем пешками,

Перекраивая миры

И лихих обгоняя ласточек.

Но фигуры после игры

В один общий сыграют ящичек.

Мы зависим от пары рук,

И от сотен ходов гроссмейстера.

Убедишься ты в этом вдруг,

Коль попробуешь этим вечером,

Игнорируя личный ад,

Не пугаясь уйти без грамоты,

Не бороться – а выйти над

И рукой

переставить

шахматы.

Синица

Мне вопрос прилетел синицей:

Неужели ты будешь с нами

В соцсетях на своей странице

Разговаривать лишь стихами?

Я скажу максимально честно:

Я бы рада вернуть обратно.

У меня разбежались тексты,

Я надеюсь не безвозвратно.

Я пытаюсь собрать страницы,

Но пока не смогла ни строчки.

Превратилась моя синица

В запятые, тире и точки.

Но открою еще вам тайну,

Только чур, это между нами:

Это все чрезвычайно странно,

Но и думаю я стихами.

А еще я могу стихами

Слушать музыку, удивляться,

Пить вино, делать па ногами,

Звать котов, рисовать, влюбляться.

Вот такие мои симптомы.

Очевидно, что дело плохо.

Ни на улице и ни дома

Не могу без них сделать вдоха.

Врач знакомый развел руками:

Не хочу повод дать для грусти,

Ты пока подыши стихами,

А потом, может быть, отпустит.

Принимай эти рифмы курсом

Днем два раза, три раза ночью.

Ляг в постель и следи за пульсом.

Все пройдет, хотя и не точно.

Вот такая температура,

Нечто среднее по больнице.

Днем стихи, порошки, микстуры,

А ночами в руках синица.

Поклюет на руке пробелы,

И на волю лететь не хочет.

А на крыше журавль белый

Ждать устал и скучает очень.

Быть непохожим на других

В бессмысленном и вечном