Франц проворно отвел лошадей в сарай и щедрой рукой насыпал им овса из стоявшей рядом бочки. Джузеппе внимательно следил за своим господином, уже поднявшимся на первый этаж. Занося ногу на последнюю ступеньку, граф поскользнулся, и один из мешков упал на камни.

— Скверная примета! — проворчал Джузеппе, покачав головой.

Но граф уже оправился и вошел в большую комнату, где его встретили радостными криками.

— Наконец-то! Вот и он!.. Граф де Монтестрюк!.. За здоровье графа!

Тридцать стаканов наполнились до краев и разом осушились. Граф выпил свой и вылил на паркет последнюю каплю красного вина.

— Черт возьми! Хоть ты и поздно приехал, но зато не с пустыми руками! — сказал один из пирующих, погладив рукой туго набитые мешки.

Граф засмеялся, положил их на стол, который затрещал под ними, и сказал:

— Тут шесть тысяч пистолей. Я поклялся, что или удесятерю эту сумму, или ни одного пистоля не привезу назад, и сдержу слово!

Джузеппе уселся на солому рядом со своим товарищем и еще раз взглянул на окна. Сова пролетела мимо одного из них и задела стекло крылом. Опять итальянец покачал головой.

— А сегодня еще и пятница! — произнес он.

Затем Джузеппе устроился поудобнее на соломе и, завернувшись в плащ, заснул, положив руку на рукоятку своего кинжала. Франц из предосторожности уже положил между собой и им пистолеты.

Общество, к которому присоединился граф Гедеон, состояло из двадцати самых отчаянных игроков Арманьяка и из дюжины молоденьких и хорошеньких женщин, которые наживались на обломках наследственных состояний. Одна из самых прелестных, блондинка с черными глазами, подбежала к столу и, срывая с него скатерть, крикнула серебристым голоском:

— Битва начинается! — И, вынув из кармана колоду карт, она бросила ее на блестящий полированный стол.

Другая положила рядом с картами кожаный стаканчик, из которого высыпались шесть белых игральных костей.

Все общество, проходимцы и дворяне, уселось вокруг стола. Когда граф Гедеон подходил к ним, одна из красавиц повисла у него на руке и сказала заискивающим голосом:

— Если вы выиграете, а счастье всегда в ладу с доброй славой, вы уделите мне часть выигрыша на атласное платье… Ваша милость не останется в убытке.

Все прочие дамы тоже вертелись вокруг него, и каждая в свою очередь что-нибудь у него выпрашивала; а он обещал все, чего они хотели. Присев к игрокам, он одной рукой оперся на стол, а другой открыл один из мешков, затем положил горсть золота на карту и воскликнул:

— Для начала сто пистолей на пиковую даму!.. Пиковая дама брюнетка, как и ты, моя милая, и если она выйдет, то и на твою долю достанется!

Граф стал метать карты; дама пик проиграла.

— Червонная дама блондинка, как ты, моя прелесть, — сказал он весело, обратившись к другой соседке, — двести пистолей на даму червей, и если она выиграет, я высыплю их тебе в ручку.

Опять стали метать карты, и дама червей тоже не выиграла.

Игра пошла живо. Когда граф де Монтестрюк выигрывал, хорошенькие розовые пальчики протягивались к кучке золота, которую он подвигал к себе, и брали себе сколько хотели. Когда он проигрывал, дамская ножка сердито стучала по полу.

Через час из первого мешка не осталось ничего. Граф отбросил его в сторону.

— На четыре удара весь мешок, — крикнул он, — и по пятьсот пистолей удар! Но теперь — в кости.

Он схватил дрожащей рукой один из стаканов и тряхнул им. Молодой человек большого роста с рыжими усами и ястребиными глазами взял другой стакан.

— Согласен на пятьсот пистолей, — сказал он. — Если я и проиграю, то только отдам вам назад то, что у вас же выиграл.

Кости упали на стол.

— Четырнадцать! — крикнул граф Гедеон.

— Пятнадцать! — ответил человек с рыжими усами.

В четыре удара граф проиграл и второй мешок и бросил его на другой конец залы.

— У меня есть еще третий, — воскликнул он и, развязав его, высыпал золото перед собой.

— Последний — самый лучший! — заметила красавица с черными волосами.

— На два удара последний! — сказала блондинка.

Граф сунул руки в кучку и разделил ее пополам.

— Кому угодно? — спросил он.

— Мне! — сказал капитан с рубцом на лице. — Тысяча пистолей! Да этого не заработаешь и за двадцать лет на войне.

Граф Гедеон подвинул вперед одну из кучек. Наступило мертвое молчание. Кости покатились между двумя игроками.

— Семь! — сказал граф глухим голосом, сосчитав очки.

Капитан в свою очередь бросил кости.

— Семь! — крикнул он.

— Счастье возвращается! — воскликнула блондинка. — Поскорей бросай!

Граф бросил.

— Шестнадцать! — крикнул он весело.

— Семнадцать! — ответил капитан.

Граф де Монтестрюк побледнел: первая кучка уже исчезла, но он, подвинув вперед другую, сказал:

— Теперь идет арьергард!

Это был его последний батальон; у всех захватило дыхание. Оба противника разом опрокинули свои стаканы и разом их сняли. У графа было девять, у капитана десять.

— Я проиграл, — сказал граф.

Он взял мешок за угол, встряхнул его и бросил на пол. Потом поклонился всей компании, не снимая шляпы, и твердым шагом вышел из комнаты.

Если бы граф Гедеон, покидая Монтестрюк, вместо того, чтобы ехать в Лектур, поехал по дороге, которая огибала замок, он заметил бы, что свет от месяца, как уверял Франц, на стекле в комнате графини не исчезал и даже не слабел, когда месяц скрывался за тучей. Этот огонь дрожал в окне башни, стена которой была возведена на отвесной скале. С этой стороны замка, слывшей неприступной, никто даже и не подумал вырыть ров.

В то время как граф пускал своего коня в галоп по дороге в Лектур, из чащи шагах в ста от замка вышел какой-то человек. Подойдя к скале, над которой высилась башня с огоньком наверху, незнакомец вынул из кармана свисток и взял три жалобные и тихие ноты, прозвучавшие в ночной тишине подобно крику птицы. В ту же минуту свет исчез, и вскоре к подножию скалы спустился конец длинной шелковой веревки с узлами, брошенный вниз женской рукой. Незнакомец схватил веревку и стал подниматься вверх по скале и по каменной стене.

За несколько минут он добрался до окна; две руки обхватили его со всей силой страсти, и он очутился в комнате графини, у ее ног. Она, вся дрожа, упала в кресло. Он схватил ее руки и покрыл их поцелуями.

— Ах! Как вы рискуете! — прошептала она. — Под ногами — пропасть, кругом — пустота; когда-нибудь быть беде, а я не переживу вас!