Когда мы останавливаемся на знак «СТОП» в конце съезда, я спрашиваю:

— Ты тоже чувствуешь?

— Я не такая одаренная, как ты, странный ты мой. Я ничего такого не чувствую. Но я знаю.

— Что ты знаешь?

— Все, что мне нужно знать.

— Что именно?

— Именно это.

— Но все-таки, что ты знаешь?

Она улыбается.

— Я знаю, что имеет значение, как это работает и почему.

Улыбка указывает, что ей нравится раздражать меня подобными загадками… она, конечно, сознательно дразнит меня, но совершенно без злобы.

Я не верю и в то, что она может обмануть. Убежден, что она всегда говорит правду. И в разговорах со мной она не пользуется никакими шифрами. Да, говорит правду и только правду, но, возможно, беря пример с поэтов: окольным путем, используя парадоксы, символы, метафоры.

Я встретил ее на общественном пирсе в Магик-Бич. Ничего не знаю о ее прошлом. Даже не знаю ее фамилии; она заявляет, что фамилии у нее нет. Впервые увидев Аннамарию, я почувствовал, что она хранит удивительные секреты и ей нужен друг. Она приняла мою дружбу и подарила мне свою. Но за свои секреты держится крепко.

Знак «Стоп» поставлен на пересечении с дорогой местного значения, которая проложена параллельно автостраде. Аннамария поворачивает налево к автозаправочной станции, открытой даже в тихие предрассветные часы. Бензин предлагается с дисконтом, при необходимости можно вызвать механика.

Вместо двух десятков колонок, какие обычно установлены на автозаправочной станции для грузовиков, здесь их всего четыре, на двух бетонных островках. В данный момент не используется ни одна.

Построенное в 1930-х годах здание с плоской крышей и с белыми оштукатуренными стенами украшено безошибочно узнаваемыми элементами арт-деко, включая подсвеченный фриз. На фризе стилизованные автомобили и борзые мчатся наперегонки, желтые, серые, небесно-синие.

Здание уникальное, маленькая архитектурная жемчужина тех времен, когда даже самые скромные сооружения возводились со вкусом и по индивидуальному проекту. Теплый свет, льющийся из стеклянных дверей, наверное, выглядит притягательным для обычного путешественника, но не для меня.

Интуиция иногда шепчет мне, но крайне редко говорит громче. Сейчас же она буквально кричит, предупреждая, что место это может радовать глаз, но под привлекательной формой таится что-то ужасное.

На заднем сиденье вновь негромко рычит Рафаэль.

— Не нравится мне это место, — говорю я.

Аннамарию мои слова не волнуют.

— Если бы нравилось, молодой человек, не было бы причины приезжать сюда.

Эвакуатор стоит рядом с мастерской. Ворота одной из двух ремонтных зон подняты, и даже в такой час механик возится с «Ягуаром».

Модно одетый мужчина с копной седых волос — вероятно, владелец «Ягуара», недавно вызволенного с обочины автострады, — стоит, наблюдая за работой механика, маленькими глотками пьет кофе из бумажного стаканчика. Ни один не смотрит на нас, когда мы проезжаем мимо.

Три восемнадцатиколесных трейлера — «Мак», «Каскадиа», «Питербилт» — припаркованы в дальней части автозаправочной станции. Все чистенькие, сверкающие, водитель каждого, похоже, и владелец, учитывая раскраску кабины, многочисленные хромированные элементы отделки, отсутствующие в базовой модели, и многое другое.

За трейлерами длинное низкое здание, вероятно ресторан, построенное в том же стиле, что и заправочная станция. На крыше горит красно-синяя неоновая вывеска «УГОЛОК ГАРМОНИИ / ОТКРЫТО 24 ЧАСА В СУТКИ». Перед рестораном два пикапа и два внедорожника. Когда Аннамария паркует «Мерседес», фары высвечивают объявление, что об аренде коттеджа нужно узнавать в ресторане.

Третья, и последняя, часть зоны отдыха — десять коттеджей позади ресторана. Они выстроились дугой, в тени новозеландских елей и акаций. Все деревья мягко подсвечены. Похоже, на заре автомобильной эры это была гостиница для автомобилистов. В таком месте вполне мог прятаться Хэмфри Богарт с Дорен Бейкол, чтобы в конце фильма устроить перестрелку с Эдуардом Дж. Робинсоном.[2]

— У них два свободных коттеджа, — предсказывает Аннамария, заглушая двигатель. Когда я тянусь к ручке двери, останавливает меня. — Нет. Подожди здесь. Мы не так далеко от Магик-Бич. Вполне возможно, что тебя ищут.

Сорвав доставку террористам четырех термоядерных устройств несколькими часами раньше, я позвонил в отделение ФБР в Санта-Крусе, чтобы сообщить, где в Магик-Бич стоит контейнер Армии спасения для сбора одежды, в котором агенты смогут найти четыре взрывателя. Они знают, что я не участник заговора, но все равно очень хотят со мной поговорить. По мнению ФБР — это танцульки в школе, с которых я могу уйти только с ними.

— Они не знают моего имени, — заверяю я Аннамарию. — И у них нет моей фотографии.

— Они могут сделать хороший фоторобот. Прежде чем ты покажешься в ресторане, Одди, позволь мне узнать, как широко освещается эта история в новостях.

Я вытаскиваю бумажник из кармана.

— У меня есть наличные.

— У меня тоже. — От бумажника она отмахивается. — Чтобы снять номер, хватит.

На ней туфли для прогулок, серые слаксы и мешковатый свитер, который не может утаить ее беременности. Рукава длинные, скрывают первые фаланги пальцев. Выглядит она бездомной.

Люди относятся к ней очень тепло, и есть что-то сверхъестественное в доверии, которое она вызывает у них.

В Магик-Бич Аннамария жила в квартире над гаражом, за которую с нее не брали арендной платы. Она говорит, что люди всегда сами дают все, что ей нужно, хотя она никогда ни о чем не просит. Я могу подтвердить, что это правда. Видел своими глазами.

Она заявляет, что есть типы, которые хотят ее убить, но она их не боится, кем бы они ни были. Пока я могу сказать, что она вообще ничего не боится.

Раньше она спросила, умру ли я ради нее. Я без запинки ответил, что да, и не лукавил.

Я не понимаю ни своей реакции на нее, ни источника ее силы. Она совсем не та, кем выглядит. Она говорит мне, что я уже знаю, кто она такая, и мне нужно только признать за истину знание, которым я обладаю.

Странно. А возможно, и нет.

Давным-давно я узнал, что не являюсь уникумом, обладая шестым чувством, и мир — это место, где загадочного не счесть. Многие люди подсознательно заставляют себя не видеть истинной природы существования, боятся осознания того, что мир — место таинственное и все в нем имеет значение. Несравненно проще жить в мире, где нет ничего, кроме видимости, которая ничего не значит и ничего от тебя не требует.