не побоюсь в очередной раз высказать банальность, попахивающую абстрактным гуманизмом: люди не бесправные, безвольные скоты. У человека всегда есть выбор. Каждый мужчина призывного возраста должен понять одно: не служить в армии, отказаться открыто и уверенно – его святое право свободного человека, несущего ответственность за свою жизнь и свой нравственный выбор, что бы ни утверждало государство, штампующее всё новые бесчеловечные законы. Человек свободен и вправе решать сам – возьмет он в руки оружие или нет.

Потому что в военном ремесле нет ничего почетного или благородного. Напротив, это самая бесчестная, лицемерная профессия из всех.

Глава третья,

где самурай полирует отточенную катану, воин-освободитель насилует малолетнюю немку, а скромный автор окончательно становится национал-предателем и государственным изменником

«Сейчас Россия лишилась насильственно прививаемой ей идеологии, и потому память о справедливой войне осталась как бы единственной опорой общества. Я разрушаю ее. Простите меня, и давайте искать другую опору»

Виктор Суворов

«Ага! Ещё одна хорошенькая государственная измена!»

Тайный агент Бретшнейдер, «Похождения бравого солдата Швейка», Ярослав Гашек

С древних времен солдаты (рыцари, самураи) в разных культурах почитались как люди первого сорта и привилегированного класса (дворяне). Они были в праве унижать и эксплуатировать мирных крестьян и ремесленников, обирать, насиловать, но никто не мог сказать и слова поперек.

Обряд инициации у возлюбленного кинематографом класса самураев происходил до оторопи буднично: каждый молодой воин должен был опробовать катану, снеся с одного удара голову случайного прохожего. Убийства во имя своего княжества или вассала во внешних войнах оправдывали убийства внутри страны. Удобно, не правда ли?

Немного неудобным (с точки зрения морали), но гораздо более приятным был обряд «jus primae noctis» у феодалов западной Европы: они лишали девственности каждую симпатичную невесту на подвластной территории в ее первую брачную ночь.

Со временем эти мерзкие привилегии истаяли, но образ воина, бойца продолжил ассоциироваться с благородством.

И ныне слово «ветеран» вызывает лишь положительные коннотации и всеобщее уважение, для них устраиваются праздники, чествования, парады. Но, если задуматься, чем они это заслужили? Тем, что убивали людей в форме другого цвета? Больше они не делали ничего. Они освобождали родную землю? Тогда почему никогда не останавливались на границе? Очищали Европу от гидры фашизма? И установили свою диктатуру (с завезенной химерой коммунизма), за которую нас всё еще ненавидят и боятся во всей восточной Европе. (У многих сейчас всколыхнулась национальная гордость, лишь только услышали, что нас до сих пор боятся? Shame on you!)

В Прибалтике настолько нас презирают (не беспочвенно, если внимательно изучить историю), что с помпой и вызовом устраивают парады для ветеранов СС, считая, что те спасли их от большевизма. Вот такой неожиданный кульбит. А вы говорите: «Народ-освободитель!» Причем, всё, что творил этот народ на захваченных территориях,

/почитайте мемуары Рабичева, Померанца и других ветеранов, исследования Солонина про тотальное изнасилование миллионов несчастных немок (и не только: полячек, побывавших в плену русских) любого(!) возраста, зачастую сопряженное с изуверскими пытками, издевательствами, с последующим убийством и скармливанием трупов свиньям – вообще, за гранью добра и зла!/

в соответствии с современным законодательством считается дискредитацией великого подвига нашего… бла-бла… деды воевали… как ты смеешь, щенок!.. и оберегается как самая страшная военная государственная тайна поважнее инсайтов Мальчиша-Кибальчиша.

То есть правда о любой войне у нас всегда под запретом, а тот, кто ищет правду, – враг народа, предатель родины!

/Директор Государственного архива России был уволен только за честное высказывание, что подвиг 28 панфиловцев был придуман журналистом и является мифом – давно и официально развенчанным!/

Глава четвертая,

где присяга выполняет роль заклятья, которое трясущийся в мандраже розовощекий призывник обращает на самого себя и теряет последние признаки человеческого существа

«Для людей истинно просвещенных и потому свободных от суеверия военного величия (а таковых с каждым днем становится все больше и больше) военное дело и звание, несмотря на все усилия скрыть его истинное значение, – есть дело столь же и даже гораздо более постыдное, чем дело и звание палача, так как палач признает себя готовым убивать только людей, признанных вредными и преступниками, военный же человек обещается убивать и всех тех людей, которых только ему велят убивать, хотя бы это были и самые близкие ему и самые лучшие люди»

Лев Толстой

Страшная же правда о войне (метко подмеченная графом Т.) в том, что солдат – это человек, согласный стрелять в любого, в кого прикажут, кого назовут врагом. И совершенно неважно: в хорошего или плохого, виновного или нет, с оружием или без; мужчину, женщину, старика, ребенка (да, а как вы думаете, если выпустить ракету или сбросить бомбу, то она целенаправленно убивает только «врагов» и «террористов», и чудесным образом щадит детей?); но если ты принял присягу (а эту нелепую помпезную процедуру проходит каждый солдат), приказы обязан выполнять не обсуждая, иначе – военно-полевой суд или, вообще, расстрел на месте.

Можно сколь угодно долго кричать про «преступный приказ можно не исполнять», но все мы знаем, насколько бесправное и забитое существо – простой солдат, и какие у него шансы отстоять свое мнение, отличное от командирского.

И вот вам стандартная история: 18-летнего парня забирают на фронт. Неважно, хочет он или нет. Молодой человек, здоровый физически и морально попадает в сущий ад без какой-либо предварительной психологической подготовки. И что гарантированно там происходит с несчастным салагой? Война воспитывает бесчеловечность. С какой бы благородной идеей ты ни шел сражаться – защищать семью или родину, свергать тирана, строить лучший мир – через небольшой промежуток времени, насмотревшись и поучаствовав, ты превратишься в равнодушный жестокий кусок дерева, который будет использоваться с простейшим функционалом: в качестве приклада для автомата.

И даже если произойдет чудо в отдельно взятой судьбе и солдат не только выживет, но и вернется без ранений – радоваться преждевременно. Психика человека, прошедшего войну, искалечена и искажена навсегда. Это неизлечимо. Он никогда не будет прежним. Да, существует вероятность прийти домой на своих ногах и даже с орденами. Но окончательно вернуться с войны невозможно, она всегда будет внутри, разъедая, уничтожая все остатки рациональности, гуманизма, доброты и социальной адекватности.

Глава пятая,

в которой восстают тени никак не забываемых предков, превращаясь в бюсты и циклопические изваяния на лошадях и без оных, а поблекший плакат Риты Хейуорт скрывает потайной узенький вход в метро на последний спасительный поезд из Освенцима

«Тотальное господство – это единственная форма правления, с которой невозможно какое-либо сосуществование»

Ханна Арендт

«Ветеранов Третьей мировой