Будь трижды проклят этот Элмхерст! Промотал все деньги, доставшиеся мне от милого Бладжа! Я так любила его, несмотря на все его пороки, а он взял и умер. Да так глупо, нелепо! И братец его настоящий прохвост! Так низко обойтись со мной! Я чуть не свихнулась от горя, но все фамильные бриллианты и сапфиры достались его семейке! Я даже не успела ничего продать. Что и говорить, не любили меня его родственнички и оскорбляли, как могли. Ну и что из того, что он был в несколько раз старше меня? Негодные людишки! Я целый год носила траур! Носила траур и продолжала выслушивать оскорбления. Никакого сочувствия! Бедная я, бедная! Каждый так и норовит обидеть несчастную вдову. Пришло время найти состоятельного, доверчивого человека и отдать ему руку и сердце. Иначе я погибну.

Не буду отчаиваться, надо верить в то, что все будет хорошо. Ведь хуже, чем сейчас, уже быть не может. А я всегда верю в лучшее! Не важно, что все мои ценности — это несколько сумок да сварливая служанка.

Уже в который раз я перечитываю письмо от леди Оттеруэл. Пожалуй, приму ее предложение. Правда, недавно я и представить себе не могла, что соглашусь на эту авантюру. Лорд Оттеруэл, большой любитель театральных постановок, предлагает мне стать актрисой в его домашнем театре!

Венеция, незадолго до описываемых событий

Полковник Максимилиан Франклин, он же преподобный Тарквин Биддл, он же виконт Сен-Жермен д'Обюсси, он же лорд Френсис Бартоломью, он же сэр Роуленд Уэстон, он же виконт Гленаддер, он же мистер Себастьян Фицхью-Черчилл, он же граф Михаил Орловский, он же граф Боллигленлири и т. д.

Из двух качеств, свойственных темпераментной графине — тактичности и непредсказуемости, я отдаю предпочтение последнему. Но только не теперь, когда слуги ее мужа так нелюбезно обошлись со мной, бросив в канал, а ведь я даже не успел снять сапоги.

Медленно погружаюсь в преисподнюю. Меня затягивает зловонная жижа. Перед глазами мелькают картинки из моего прошлого: яркое солнышко, только что взошедшее над зеленым лугом, утренний туман и звонкая песня жаворонка, застывшего на фоне чистого голубого неба.

Не представляю, куда, попаду через мгновение — в ад или рай. Я очень хочу домой!

Странно. Выходит, что ад — место довольно шумное. Здесь тепло, повсюду слышны голоса людей. Господи, как же здесь шумно! Не могу сдержать приступ тошноты. Меня выворачивает наизнанку.

— Вот и отлично, сэр. Теперь вам станет гораздо лучше.

Мне знаком этот голос. Как? Мой слуга Бартон тоже последовал со мной в ад? А это кто — черти, бесы или какая-то другая нечисть? Несколько пар темных глаз внимательно наблюдают за мной. Нет, это не похоже на адское пламя, скорее на мягкий отблеск тлеющих углей в камине. Страх постепенно уходит, его сменяет удивление. Да ведь я жив! И кажется, лежу совершенно голый под домотканым покрывалом, на деревянном столе. Чьи-то головы склонились надо мной. Смуглые детские лица. Это не сон. Я все еще в Италии? Бартон подносит таз.

— Сэр, вам придется сделать это еще раз. Вода в этих каналах…

Долгие уговоры ни к чему, меня в очередной раз выворачивает наизнанку.

Глотнув вина, осматриваю комнату. Действительно, меня окружают дети, причем самого разного возраста. Этот карапуз, похоже, совсем недавно научился ходить. А эта девушка лет шестнадцати… Где же я мог ее видеть? Ребятня смотрит с нескрываемым любопытством. Вероятно, сегодня я у них — единственное развлечение. Но где я? Низкий потолок, мерцающий свет от очага. Пламя отражается в начищенных до блеска медных котелках и весело пляшет на оштукатуренных стенах и в алькове с фигуркой святого. Запах древесного дыма, табака и челнока. У очага женщина, на стуле — сутулый мужчина.

Подходит девушка и что-то говорит по-итальянски…

— Это Мария, — снова голос Бартона, — цветочница с городской площади. Мы покупаем у нее цветы.

Ах да! Цветы для графини. Я с трудом вспоминаю девушку. Неудивительно. Я интересуюсь исключительно состоятельными дамами и только миловидными! Кажется, этой девчушке я обязан своим спасением. Пожимаю ее руку и горячо благодарю за эту любезность. Смущенно улыбаясь, Мария рассказывает, что произошло:

— Мы с моим братом Джованни были в гондоле, и вдруг, милорд, я увидела вас в воде и очень испугалась. Я подумала, милорд, что вы утонули. Когда нам удалось втащить вас в гондолу, вы, бедный, совсем не дышали. И как же я обрадовалась, милорд, когда вас стошнило прямо в гондоле. Ведь это означало, что вы не умерли! Мы принесли вас сюда. А потом Джованни разыскал Бартона. Если, милорд, вам стало лучше, вставайте, и мы накроем стол к ужину. Бартон принес ваши вещи, милорд.

Узел с моими скудными пожитками сиротливо ютится в углу. Что ж, придется прервать несколько затянувшееся свидание с Венецией!

Ночью, когда многочисленное семейство засыпает, мы держим совет у очага с догорающими углями.

— Тогда Париж, сэр? Или, может быть, Вена?

Я вынимаю из своей шкатулки любовные послания и, не раздумывая, кидаю их на угли, которые тут же вспыхивают синеватым пламенем.

— Нет. С меня, пожалуй, хватит. Хочу домой.

Я провожу пальцами по краю шкатулки, встроенный механизм негромко срабатывает, и потайное отделение открывается. Бартон отводит взгляд от догорающего пламени и с удивлением смотрит на меня:

— Ирландия?

— Нет, Англия.

Итак, Англия. Я чувствую подступающую дурноту. Проклятая слабость мешает сосредоточиться. Хочется выть от бессилия. Мой верный слуга одобрительно покачивает головой.

— Что ж, лучше места не найти. В Англии вас никто не знает. Я не был там лет двадцать. Что мы будем делать там? То же, что и здесь?

— Да, — отвечаю я и кладу на стол пригоршню монет для бедняков, которые щедро поделились своим скудным ужином и тем самым спасли меня от верной гибели. Это все, чем я могу отплатить им. Светает. Пора отправляться в путь.

— Какое имя вы возьмете на этот раз, сэр?

— Свое настоящее.

Он с недоумением смотрит на меня.

— Меня зовут Николас Конгриванс. Как странно звучит!

— Разумеется, сэр, — подмигивает мне слуга.

Гилфорд, графство Суррей

— Ну что, миледи, поездка была приятной? — спрашивает Мэри с наглой ухмылкой.

Она бессовестно подбирает юбки и спускается, оголив белые лодыжки. Мы останавливаемся на постоялом дворе почтовой станции Кйнгс-Хед, наши пожитки сгружены и лежат в стороне. Вокруг мелькают лица вновь прибывающих и отъезжающих.

— Поездка была замечательной. Я прекрасно отдохнула. А ты?

Она напоминала кошку, только что отведавшую первоклассных сливок.

— Мне повезло с соседями. Они были очень любезны! Господи, как же я наелась! Хлеб, ветчина, пироги — там было все, что душе угодно!